Барон Унгерн и Гражданская война на Востоке

Все отряды прислали свои донесения, где сообщили о своих верноподданнических чувствах, за исключением одного письма, полученного бароном от сотника Кайгородова. Оно гласило следующее: «Его превосходительству генерал-лейтенанту барону Унгерн-Штернбергу.

Доношу, что предписание Ваше за № 81 мною получено.

1 марта 1921 г. Сотник Кайгородов».

А вторая бумага представляла из себя письмо частного характера от гражданина Кайгородова к барону Унгерну-Штернбергу.

«Господин барон!

Вас, наверное, страшно возмутит мое откровенное к Вам письмо, но я, как честный русский человек, не привык скрывать настоящей правды. Скажите откровенно, неужели Вы хотите освободить, на самом деле, Россию? Не делайте этого! Ведь для того, чтобы освободить Россию, надо быть или слишком авторитетным лицом, или совершенно быть никому неизвестным, но Вас действительно все знают и знают лишь с самой худшей стороны. Вы только оглянитесь назад; в столице Вашей «Даурье» (так в тексте. – Б.С.) сплошные убийства, расстрелы и грабежи совершенно ни в чем не повинных людей. За что Вы уничтожали целые деревни, с женщинами и малыми грудными детьми? А уничтожили Вы их за то, что в деревни заходили красные партизаны и Вы долго не могли их выбить. При чем же тут виноваты женщины и дети? Вас все считают за самого отъявленного кретина и садиста. Я заранее уверен, что ряды Красной армии будут пополняться лишь для того добровольцами, совершенно не соответствующими коммунистическому движению, но чтобы не дать Вам разорить окончательно гнезда бедных крестьян. (Михаил Булгаков, конечно, этой рукописи не читал. Но в уста генерала Чарноты в пьесе «Бег», написанной в 1927 году, он вложил почти те же слова, обращенные к бывшему товарищу министра торговли врангелевского правительства Парамону Ильичу Корзухину: «Ну, знаешь, Парамон, грешный я человек, нарочно бы к большевикам записался, только чтоб тебя расстрелять. Расстрелял бы и мгновенно выписался бы обратно». – Б.С.)

А Ваш коммунистический приказ большевикам! Да это просто бред сумасшедшего человека, выгодный для большевиков. Благодаря Вас, будет произведена чистка несчастных и мобилизованных Вами эмигрантов. Нет, Господин Барон! Мне с Вами не по пути. Благодаря Вас, мне конечно придется вести войну против Советской власти. Я убежден, что, благодаря Вас, меня не пощадят большевики и я ухожу по направлению, куда мне будет выгоднее, а не туда, куда Вы мне приказываете. Только в революцию могут появляться такие жестокие лица, как Вы. Откровенно скажу, что дни Ваши сочтены, да и дай Бог, чтобы это с Вами поскорее случилось! Большевики таких людей, как Вы, у себя не держат! Кому Вы нужны? Будьте хоть на один момент истинно русским человеком – застрелитесь!

Кайгородов

Г. Кобдо

Монголия».

Получив такое возмутительное письмо, барон первое время поник головою. Письмо на него произвело удручающее впечатление. По-видимому, у него появилось чувство раскаяния в его полной бездарности и безавторитетности.

Штаб его был в полной панике; все отлично сознавали, что у барона после такого душевного состояния наступит реакция бешенства; оно так и случилось…

В это время из глубин Монголии приехал один молодой человек, отступивший с отрядом генерала Бакича и сумевший вовремя уехать оттуда. И долгое время эмигрант по фамилии Тур проживал в г. Улясутае. Он состоял казначеем губернского банка в Сибири. Он привез с собою все отчетности и не знал, что с ними делать, но он считал своим долгом перед кем-нибудь отчитаться, поэтому Тур решился пробраться на восток, в Приморье, в Правительство братьев Меркуловых. Барон всякого прибывшего к нему в Ургу требовал к себе. Тур явился к барону и когда барон спросил его, зачем он прибыл в Ургу, Тур объяснил ему, что он казначей и хотел бы проехать в Правительство «братьев Меркуловых» и сдать им все отчетности. «А мне почему-то не хочешь сдать их? Значит, ты меня считаешь за авантюриста? Ты сторонник подлеца Кайгородова? Бурдуковский! На крышу его!» Как из-под земли выросла звериная рожа палача Бурдуковского, и последний, схватив несчастного, уволок его на крышу.