Барон Унгерн и Гражданская война на Востоке

Жил Бурдуковский – как самое обыкновенное животное, просто кровожадное, жестокое, но в то же время страшно трусливое. Бурдуковский в каждом приличном человеке видел коммуниста, но под этим подозрением скрывалось более серьезное опасение. Бурдуковский страшно боялся потерять свою силу и власть и поэтому, как трусливое паукообразное чудовище, но в то же время беспощадно жестокое, в каждом близко стоящем к барону лице видел своего заместителя. Всех тех лиц, которых барон случайно помиловал, виновный, правда, толком и не знал за что его так систематично, но не сразу, запарывали до полусмерти; те лица попадали на исправление к Бурдуковскому. В них, кажется, Бурдуковский не видел равных соперников. Он просто перед ними держал себя весьма заносчиво, но из опыта своей двухлетней практики палач знал, что лица эти пойдут в гору и далеко у барона. В Урге к нему попало два лица на исправление, один эсаул, другой сотник. Эсаул был постарше, посговорчивее, похитрее сотника, он сразу раскусил Бурдуковского, но молодой сотник был настолько дерзким человеком, что в присутствии Бурдуковского позволил рассказать эсаулу, не спросив предварительно разрешения у палача, самый приличный анекдот. Такая выходка страшно возмутила Бурдуковского, и он затаил отомстить сотнику. Эсаул же, при каждом обращении Бурдуковского, немедленно вскакивал на ноги и, приложив руку к козырьку, громко и отчетливо отвечал: «Так точно! Никак нет! Слушаюсь! Понимаю!» Это страшно нравилось Бурдуковскому. Он даже однажды расчувствовавшись молодецким эсауловским ответом: «Так точно!» в присутствии возлюбленной, подарил есаулу часы «буре», правда, они хотя и не ходят, но ни дорог подарок, дорого было внимание палача!

Любовница Бурдуковского, как он нежным, сиплым голосом назвал «Ларька – бесстыдница!», она же его в ответ, любя его исключительно за деньги, в унисон называла «Милый ты мой удитантик!» Бурдуковский от удовольствия раскрывал свой рот до ушей и сказал, показывая свои пожелтевшие волчьи грязные зубы. Любовница Бурдуковского была жестокая, но в то же время умная женщина. Она если замечала, что Бурдуковский случайно засмотрелся на одну из интересных женщин, Ларька боялась этого, она знала, что смена ее, это вернейший путь ей в царство небесное, так она выдумывала самый ужасный заговор и говорила, что она слышала, как такой господин хвалился, что он свалит Бурдуковского и сам будет на его место; этого заявления для Бурдуковского было вполне достаточно; как Бурдуковский хватал немедленно ни в чем не повинного человека, приводил его в комендантский подвал, где содержались смертники, и тут же его лично насмерть душил, а господином было лицо по обыкновению муж той женщины, на которую засмотрелся Бурдуковский, но у Сипайло было принято за правило, если задавлен муж, то семью его необходимо отправить туда же, и в эту же ночь хваталась семья погибшего и, после издевательств и изнасилований, уничтожалась. Цель «Ларьки» была достигнута, соперница стерта с лица земли, да и Бурдуковский не знал, как отблагодарить «Ларьку» за предупреждение! Бурдуковский говорил: «Спасибо тебе, Ларя, бесстыжая моя! Ты спасла меня! Он вправду хотел быть адъютантом дедушки! Когда я гвоздем выткнул ему глаз, то он, сволочь, только застонал, а сознаться не сознался!» Ларька по обыкновению отвечала: «Ведь ты же знаешь, ты один у меня, удитантик мой!» Бурдуковский таял от счастья; рылся в своем портфеле, который он отобрал при обыске у одного колониста, хватал пачку бумажных долларов и бросал их к ее ногам. Ларька преспокойно поднимала брошенную пачку, пересчитывала и наконец полунедовольно, полуобиженным тоном отвечала: «Женя, здесь только 750, а мне надо три тысячи, вот как ты меня любишь!»