«Что за странная вещь, — сказал Сократ, — это так называемое наслаждение! Как удивительно срослось оно со своей кажущейся противоположностью— с болью! Вместе они не желают приходить к человеку, но если человек преследует и настигает что-нибудь одно из них, то почти неизбежно приходит к нему и другое: можно подумать, что это два тела об одной голове. Я думаю, — продолжал он, — что если бы это пришло в голову Эзопу, он сочинил бы целую басню о том, как бог пожелал примирить вечных противников, Наслаждение и Боль, но не сумел, и тогда связал их голова к голове, так что к кому явится одно, к тому за ним следом приходит и другое. Так, видно, случилось и со мной..»
368. Цикады.
Говорят, цикады когда-то были людьми — в те времена, когда Муз еще не было на свете. А когда явились Музы и песни, то от радости иные люди пришли в такой восторг, что за пеньем забыли есть, забыли пить и довели себя до последнего издыхания. От них-то и пошла порода цикад; а Музы даровали им способность жить, не нуждаясь в корме, и петь без еды и без питья до самой смерти, а после этого они восходят к Музам и рассказывают им, кто из людей кому из Муз оказывает почет.
369. Доход и бедность.
Когда родилась Афродита, боги устроили пир; а среди богов был и Доход, сын Мудрости. Между тем, как они угощались, пришла к их пиру и Бедность, чтобы попросить подаяния у дверей. И вот Доход, упившись нектаром — нектаром, ибо вина у богов не подавали, — вышел освежиться в сад Зевеса и там заснул пьяным сном. Тогда Бедность задумала на поправу своей нищете родить ребенка от Дохода: подошла и легла с ним, и родила от него Эрота. Оттого-то и стал Эрот сопутником и служителем Афродиты: ведь родился он в день ее рождения, и от природы влюблен в красоту, а Афродита — это сама красота. А так как Эрот — сын Дохода и Бедности, то доля его оказалась вот какая. Прежде всего, он всегда живет в нищете, и совсем он не такой прекрасный и нежный, каким его многие воображают, — нет, он грязный, загрубелый, босой, бездомный, вечно униженный, спит на голой земле, под дверьми и при дорогах, под открытым небом; сын своей матери, он всегда сопутствует людям в нужде. Но он также и сын своего отца: вслед за ним он ищет добра и красоты, он отважен, смел и силен, он славный ловчий, всегда таящий в уме какую-нибудь хитрость, он жаден до знания, изобретателен, всю жизнь стремится к мудрости, лукавец, плут и чародей. Он не смертен и не бессмертен: в один и тот же день он живет и цветет, пока удача, а потом умирает, а потом опять воскресает, ибо таков и его отец. Все, что он добывает, то сам все время теряет, и поэтому Эрот никогда не беден и никогда не богат: между мудростью и неразумием он стоит на полпути.
370. Лиса и еж.
Эзоп на Самосе говорил речь в защиту демагога, которого судили по уголовному делу. Он сказал: «Лиса переходила реку и попала в омут, не могла оттуда выбраться и долго там мучилась: в нее вцепилось множество клещей. Проходил мимо еж, увидел ее, пожалел и спросил, не обобрать ли с нее клещей? Лиса не захотела. «Почему?» — спросил еж. Объяснила лиса: «Эти клещи уже насосались моей крови и теперь едва-едва тянут; а если ты их оберешь, явятся другие, голодные, и уж они-то меня вконец высосут». Так и вам, самосские граждане, — сказал Эзоп,— человек этот уже не опасен, потому что богат; а если вы его казните, то найдутся на вас другие, бедные, и они-то разворуют все ваше общее добро».
371. Львы и зайцы
Тут можно было бы сказать, как сказал Антисфен: зайцы в народном собрании говорили речи, что все во всем равны, но львы возразили: «Вашим доводам, зайцы, не хватает только наших зубов и когтей».
372. Людская многоречивость.
373. Лавр и олива.