Басни Эзопа

374. Жрец Кибелы и лев.

(Палатинская антология, VI, 217)

Зимней холодной порой, спасаясь от сильного снега,
Жрец Кибелы нашел в дальней пещере приют.
Кудри свои распустив, он стряхивал снежную влагу —
Вдруг в пещеру за ним лютый бросается лев.
Жрец, взмахнувши рукой, ударяет в свой бубен священный —
Катится грома раскат, гулом наполнился свод.
Зверь, обитатель лесов, святого не выдержал звука, —
В страхе он бросился прочь, в дебри лесистые гор.
Женоподобный меж тем посвящает служитель богини
Ей за спасенье свое платье и пряди волос.

375. Мышь и ракушка.

(Палатинская антология, IX, 86)

Мышка, что всюду снует и везде находит поживу,
Слизня увидела вдруг — ракушку, створки вразлет.
Только куснула она его за мясистую мякоть —
Вмиг над ее головой створки захлопнулись враз.
Больно сжался капкан, ни выхода нет, ни пощады:
Вот как залезла сама мышка в свой собственный гроб.

376. Сова и птицы.

(Дион Хрисостом, XII, 7 ел.)

Потому-то, думается мне, и Эзоп сочинил свою басню о том, как премудрая сова, когда стал расти дуб, советовала птицам: «Не давайте вырасти этому дубу, уничтожьте его так или иначе, потому что от него родится такая отрасль, которая всем вам будет пленом, — неизбежимая омела». И в другой раз, когда стали люди сеять лен, сова советовала птицам: «Выклюйте эти семена, не к добру вам они растут!» И в третий раз, увидев человека с луком, сова предупреждала их: «Этот человек настигнет вас вашими же перьями, он ходит по земле, но стрелы его крылаты!» И все же птицы не поверили ее речам, и думали, что она глупа, и говорили, что она безумна. И только когда все случилось по ее словам, изумились птицы и поверили в ее мудрость. Вот почему при появлении совы все птицы слетаются к ней, ко всезнающей; но она уже не дает им советов и только тоскует вслух.

377. Собаки-музыканты.

(Дион Хрисостом, XXXII, 66)

И вот еще какую рассказывал он басню об этих ваших кифаредах. Когда Орфей играл среди животных, то все они только наслаждались и дивовались, но подражать никто не решался. И только среди собак, породы бесстыдной и никчемной, нашлись такие, которые взялись за музыку и тотчас пустились сами промышлять этим искусством. Потом они даже превратились в людей, но занятие свое сохранили. Вот откуда пошла эта порода кифаредов, и вот почему никогда не могут кифареды совсем избавиться от своих наследственных свойств: кое-что в них осталось от уроков Орфея, но по большей части в их музыке так и слышно, что они из собачьего племени. Так шутил этот фригиец.

378. Глаза и рот.

(Дион Хрисостом, XXXIII, 16)

С вами случилось то же, что и с глазами в басне Эзопа. Глаза полагали, что они лучше и выше всех, а все сласти доставались не им, а в рот, и даже самая сладкая из всех сластей — мед. Поэтому они были в обиде и сердились на человека. Но когда человек дал им меду, глаза стало щипать, слезить, и вместо сладости они почувствовали только горечь.

Так и вы не ищите услады в речах философии, как глаза — услады в меде: не то и вас будет щипать, и вам тоже станет горько, и вы тоже скажете, что никакого толку в философии нет, а все это одна хула и брань.

379. Сатир и огонь.

(Плутарх, «Какая польза человеку от врагов», 2, р. 86е)

Когда сатир в первый раз увидел огонь, он бросился было его обнимать и целовать, но Прометей ему крикнул: «Эй, козел, пожалей свои щеки!» И впрямь, огонь жжет тех, кто его трогает, но тем, кто умеет им пользоваться, он дает и свет и тепло и помощь при всякой работе.

380. Дар скорби.

(Плутарх, «Утешение к Аполлонию», 19, р. 112а)