Читаем Басни Эзопа полностью

Был, говорят, у одного моряка сын, и моряк хотел, чтобы он обучился грамматике. Поэтому он послал сына в школу, и через некоторое время сын там обучился грамматике до тонкости. Тогда и говорит юноша отцу: «Батюшка, вот я изучил всю грамматику до тонкости; но теперь мне хочется изучить и риторику». Понравилось это отцу; послал он опять сына в школу, и стал он там настоящим ритором. Вот однажды сидел сын дома и обедал вместе с отцом и матерью, рассказывая им про грамматику и про риторику. Перебил его отец и сказал сыну: «О грамматике слыхал я, что это есть основание всех искусств и кто ее знает, тот без ошибок может и говорить и писать; а вот в чем сила риторики, я не знаю». Сын в ответ отцу говорит: «Верно ты сказал, отец, что грамматика есть основание всех искусств; но риторика еще того сильнее, потому что она может без труда доказать что угодно и даже неправду представить правдой». Тогда отец сыну говорит: «Ежели в ней такая сила, то поистине она куда как могуча! Но покажи-ка ты мне ее силу вот сейчас!» А случилось так, что на столе у них было два яйца. Отец говорит: «Смотри, нас трое, а яиц на столе два; как сделаешь ты, чтобы их стало три?» А сын ему: «Без труда — с помощью арифметики». «Как же?» — спрашивает отец. «Сосчитай-ка их еще раз!» — говорит сын. Начал отец их считать и говорит: «Одно, два». А сын ему: «Так ведь один да два как раз и будет три!» Говорит отец: «Верно, сынок; а коли так, то одно съем я, другое твоя мать, а ты ешь то, которое сам изготовил своей риторикой».

<p><strong>Басни из сборника ямбических четверостиший</strong></p><p><strong>419 (I, 8). Мышь в кузнице.</strong></p>Под смех рабочих мышь несла из кузницыДругую мышь, от голода издохшую,И так сказала: «Следовало плакать бы,Что даже мышь вы прокормить не можете».<p><strong>420 (I,22). Страус.</strong></p>В большом сраженье меж зверьми и птицамиЛивийский страус, попадая в плен к врагам,Зверям назвался зверем, птицам — птицею,И показал тем — ноги, этим — голову.<p><strong>421 (II, 7). Медведь, лиса и лев на охоте.</strong></p>Медведь, лиса и лев в лесу охотились.Медведь и лев немало сил потратили,Лиса ж, верблюда увидав на привязи,Тотчас вскричала: «Вот и я с добычею!»<p><strong>422 (II,28). Волк-мудрец.</strong></p>Волк изучал творенья волчьей мудростиИ захотел сказать об этом курице;Но та, едва лишь пасть его увидела,Как бросилась подальше от ученого.<p><strong>Басни из отдельных авторов</strong></p><p><strong>423. Происхождение румянца.</strong></p>(Григорий Назнанзин, «Нравственные стихи», 29, 187—206)

Ну, а теперь расскажу-ка я вам о скромности басню, Скромности вашей подстать: в старости стал я болтлив. Некогда, в давние дни ни худого, ни доброго дела Не различал человек: так говорит нам молва. Многие люди, почета не стоивши, были в почете, Многие были умны, а почитались ни в грош. Слава тем доставалась, кто был достоин позора, Славы достойным — позор: не было правды ни в чем. Но не укрылось царящее зло от господа бога; В гневе неспешном своем рек он такие слова: «Нехорошо, чтобы добрым и злым наравне доставалась Слава: от этого зло множиться будет и цвесть. Ныне хочу я пометить моим божественным знаком Тех, кто сумеет во всем зло отличить от добра». Рек, и у добрых людей покрывает ланиты румянцем: С кровью взошла на лицо краска живого стыда. Женам и девам он дал румянец и ярче и краше — Слабому телу оплот, нежному сердцу покров. Злым же людям в удел даны холодные души — Вот почему и стыда лица не ведают их.

<p><strong>424. Ласточки и лебеди.</strong></p>(Григорий Назианзин, письмо 94)

Ты попрекаешь меня молчаливостью и грубостью, о изящнейший и остроумнейший муж! Что ж, позволь мне рассказать тебе одну недурную басню, и может быть, она как-нибудь уймет твое словообилие.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

История животных
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого. Вычитывая «звериные» истории из произведений философии (Аристотель, Декарт, Гегель, Симондон, Хайдеггер и др.) и литературы (Ф. Кафка и А. Платонов), автор исследует то, что происходит на этих границах, – превращенные формы и способы становления, возникающие в связи с определенными стратегиями знания и власти.

Аристотель , Оксана Викторовна Тимофеева

Зоология / Философия / Античная литература