Батя, Батюшко и Бэмби

Финальным аккордом из осени в зиму,
Ты вышел,
Ты выше,
Ты дальше,
Ты тише.
Сижу у двери, как собака у будки,
Ты дальше,
Ты тише…
Вернись…
На минутку…

Это стихотворение было среди тех, что отбирали для сборника. Оля не помнила, решили его включить или нет. Славочка тогда горячилась, доказывая, что для чтения вслух — богатейший материал и даже продекламировала, а Изольда внимательно слушала, кивая в такт головой. И все было так похоже на сегодняшний вечер, и все было совершенно другим.

Наверное, Денис почувствовал, что что-то не так.

Прощание в коридоре получилось немного неловким и напряженным. Оба молчали и не знали, что сказать. Ставшую давить тишину нарушил Денис:

— Отдыхайте. Все должно быть нормально, но если вдруг что-то… форс-мажор… звони сразу, — сказал и добавил с нажимом в голосе: — В любое время суток.

Оля послушно кивнула головой, а потом вдруг с каким-то отчаяньем обняла его и прошептала, касаясь губами щеки:

— Спасибо, доктор Айболит.

И резко отпустила.

* * *

За окнами мелькала черная со всполохами окон и реклам Москва. В голове мелькали кадрами события и эпизоды сегодняшнего дня. Вот Никита, крепко держащий Дениса за руку. Верхняя конечность у мальчика временно рабочая только одна, и ее он вручил именно Дэну. Вот Оля, молчаливо и сосредоточенно собирающая вещи в больнице. Вот Изольда говорит тихо Денису на ухо, как заговорщик заговорщику: «А сегодня у нас на гарнир брокколи. Никита не любит, но это же полезно, да?» Вот Геннадий Игоревич, журналист-международник, повидал на своем веку такого, что Денису и во сне привидеться не может, — и смотрит на него, Дэна, с какой-то непонятной надеждой.

Надежда. Как он дошел до этого? Дошел до того, что на него кто-то рассчитывает и надеется. Он, который никогда и ни для кого не был и не мог быть ни надеждой, ни опорой. Как?!

А вот пойди пойми как. Тихонечко, шажок за шажком, незаметно — и пришли. Всей дружной компанией пришли в тупик. Из которого любой шаг — боль.

Надо резать. По живому и без наркоза, но надо. Иначе никак.

Надо резать.

За окном мелькала черно-оранжевая Москва. Доктор Батюшко ехал домой, к темным окнам и холодной, полезной для спины постели.

* * *

Конечно, он помнил адрес и номер квартиры. И все равно, всегда остается определенный процент «на удачу» — будет дома кто-нибудь или нет. Антону повезло: не сразу, но ответили. Долго не могли понять, кто звонит, лишь когда напомнил о предновогоднем вечере поэзии — впустили.

Поднимался до нужного этажа он пешком — настраивался, чувствовал, как горели уши. Тот вечер вернулся во всех подробностях, с собственным стыдом, улыбкой необыкновенной девушки и насмешливым взглядом из-под очков какой-то слишком благородной для двадцать первого века престарелой дамы.

Денис Валентинович советовал не брать в голову и предрекал успех. А как не брать, если он и в профессию-то пошел из-за неудачи на личном фронте?

Позвонил в дверь. Дверь открыли. Но на порог не пустили. И глаза за очками все такие же — насмешливо-снисходительные.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Антон, бабушка была бы довольна.

— Добрый, что-то передать? Дома никого нет.

— А я, собственно… к вам, — сказал и почувствовал, что снова краснеет.

— Новые стихи сочинили?

— Да. Нет! Я, в общем, по другому вопросу.

Отвечать Антону не торопились, сначала внимательно просканировали, потом, кажется, негромко хмыкнули, а потом сказали:

— Спускайтесь на этаж ниже, я сейчас подойду.

Он ничего не понял. Но указания выполнил исправно. Слышал, как через несколько секунд хлопнула дверь, а потом дама начала спускаться.

— Я живу вот здесь, — указала она на старую, обитую дерматином дверь, открыла ее и пригласила: — Проходите.

Квартира была под стать хозяйке. Рассмотреть подробно Антону ничего не удалось — слишком сосредоточен был на предстоящей просьбе, но скатерть на кухне, небольшую картину с натюрмортом над столом и электрический, расписанный под хохлому самовар заметил.

— Ну-с, молодой человек, чем обязана?

— Я хотел попросить вас помочь мне. В прошлый раз, когда я пришел к Денису Валентиновичу, была девушка… красивая, — тут Антон слегка запнулся, а глаза дамы напротив стали вдруг озорными и совсем молодыми. — Меня Антон зовут, — на всякий случай представился он, потому что не помнил, представлялся ли в прошлый раз.

— Я Изольда Васильевна, продолжайте.

— Ну, вот я хотел попросить у вас номер ее телефона.

— Понравилась девушка?

— Очень понравилась.

— Чай будете?

Антон понял, что просто так телефон не дадут, но и не гонят.

— Буду.

Изольда Васильевна повернулась к самовару и включила его, а потом стала вынимать с полки чашки, да так неловко повернулась, что корзинка с вязанием, стоявшая на подоконнике, упала на пол, и все содержимое из нее рассыпалось.

— Ой, как же это я так…

Антон тут же вскочил со своего места и начал собирать разбросанные спицы, клубки, листы со схемами и… колоду карт таро.

— Ой, а я все искала, куда задевала эти карты.