С почтительного расстояния проступают очертания юрт что в больших аилах, что в маленьких. И каждая живет своей жизнью: из одной еще клубится дымок, другая погрузилась в ранний сон. Вокруг юрт прилег на отдых скот, лай брехливых псов многократно повторяет эхо в сумеречной мгле.
Из аила в аил на резвых лошадках скачут горячие головы — джигиты. Они исподволь приглядываются к красивым девушкам, шутят, заигрывают.
На взгорбок, где стояли качели, прискакал из другого аила Абыл. Одна Сайра знает, что он приехал к Батийне. Кроме нее, никому и невдомек, что это два любящих сердца, — настолько их встречи утаены от чужих глаз. Расторопная Сайра ни на шаг не отходит от девушки и неустанно оберегает ее от молодых джигитов. Если ж кто и осмелится заговорить с Батийной, Сайра моментально оказывается рядом.
— Вы, молодой человек, не слишком приставайте. У нашей девочки есть уже свой хозяин. Поищи-ка, милок, лучше другую…
При других с такими же словами она обращалась и к Абылу, — конечно, для отвода глаз. И Абыл не сомневался, что только он и есть хозяин Батийны, ее избранный джигит, и с воодушевлением во всеуслышание вскрикивал:
— Правильно, Сайра, джене. Дай бог счастья Батийнаш! Попросите ее, пусть споет нам еще раз, хотим насладиться ее милым голоском.
— Абыл прав, — поддерживали его со всех сторон, — спела бы Батийнаш еще… А то она ведь вот-вот уедет, и мы ее больше не увидим.
«Неужели Батийна скоро покинет нас? — сокрушался Абыл. — А как же я? Нет! Головой буду рыть землю, блуждать вечным странником, но Батийну никому не уступлю. Батийна для меня рождена. Я рожден для Батийны!»
И он бесшумно, словно робкий ветерок, подступал к своей Батийне. Каждое нежное движение, вся теплота дыхания, каждое слово от сердца к сердцу — все было для любимой. Лишь для нее одной.
Не только сверстники уважали смышленого джигита Абыла. Бывало, пожилые люди просили его спеть газели древних поэтов, что он всегда исполнял с немалой охотой. Друзья-одногодки не то шутя, не то всерьез звали его ученым, знатоком Корана и газелей. Абыл всеми своими мыслями был с Батийной. Он готов был совершить любой отчаянный поступок, лишь бы вызволить любимую Батийну.
Абыл видел одну преграду — черную власть бая и тучи его скота. Скот еще с полбеды: задумай Абыл жениться, каждый хороший человек, каждый родственник выручит на первых порах. Другое дело — власть. Где взять силы, чтобы подняться против столь жестокого врага, как Адыке? Да и какое имел он право ради своего личного счастья (один бог знает, сможет ли он достичь этого счастья) обременять целый аил непомерной пошей ответственности. Он тайком проливал скупые мужские слезы из-за предстоящей разлуки с Батийной, мучился и стонал от бессилия, как брошенный серый верблюжонок.
Они давно уже ушли с того места, где девушки и джигиты резвились на качелях. Никто не заметил, как они исчезли. Абыл сделал вид, что возвращается домой. Батийну будто увела Сайра. Они встретились в ложбине у своего излюбленного родника.
— Мой родной, мой дорогой, — шептала девушка, — возьми у меня все: душу, сердце, кровь, мои чувства, я вся твоя… Разве могут расстаться два любящих сердца, два горячих желания, две светлые надежды?
— Конечно, Батийнаш! Если два желанных сердца могут расстаться, где же их любовь? Ты будешь жить в моем сердце, пока иней не покроет моих не выросших еще усов, не появившейся еще бороды… Ой, зачем я говорю такие безрадостные слова? Мы с тобой не расстанемся до конца нашей жизни. Мы всегда будем вместе! Завтра ты поедешь туда только временно А потом я тебя заберу, и Адыке окажется бессилен чем-либо повредить нам и твоему аилу. Обязательно придумаем, как тебя освободить.
Абыл умолк, словно скакун, преодолевший длинный путь тяжело вздохнул и поник головой.
Батийна вполголоса утешала его и гладила по щеке:
— Родной, тебе не долго придется меня ждать. Я буду готовиться и убегу в подходящий час: говорят, на молодую женщину в косынке падает меньшая вина, чем на девушку в тебе-тее. Отныне мне нечего бояться.
Рано осиротев, Абдырахман, сын Адыке, рос у своевольной мачехи, она и не думала учить его обычаям.
— Кто только выродил на свет этого косоглазого чурбана? — рассуждала про себя вторая жена Адыке Салкынай. — Бог, видимо, создал его, чтобы на земле месту сему пусту не быть. И появится же на посмешище такой уродец!
Абдырахман рос хилым ребенком, предоставленный самому себе. Взглянешь на мальчика и невольно задумаешься, так похож он на сиротливого жеребенка, которого рано оседлали и заездили — чахлый и взъерошенный.
Жених, как появился у невесты, на другой же день пустился играть с ребятишками. Вместе с ними стрелял и сбивал альчики, катался на спинах строптивых телят, ничем не отличаясь от мальчишек. Батийна от стыда не находила себе места.
— Ну разве такой, джене, должен быть жених? — говорила она Сайре.
Джене старалась утешить Батийну: