Батийна

Эркеган оказалась способной и любознательной девушкой. Она могла и шить, и кроить, и варить, в чистоте и опрятности содержать очаг, встречать и провожать гостей, она усвоила нелегкое искусство угощений и правила обращения к свекрови, свекру, к мужу и его родственникам. Всему этому научила ее Батийна.

Целый год готовилось приданое Эркеган. Шили одеяла, покрывала, кроили длиннополые домотканые чепкены, платья, дорогие меховые шубы.

— Не знаю, как буду жить без тебя… когда нас разлучат, — горячо шептала Эркеган на ухо своей джене.

Батийна гладила невестку по голове.

— Ничего, моя бийкеч! Моли создателя, чтобы послал тебе доброго, дельного и нестарого мужа. С ним ты быстро забудешь и про родителей, и про близкую джене. Всех тебе заменит он, желанный и единственный.

Эркеган смущенно поводила плечиком:

— Ой, не говорите таких слов.

— Э-э, моя веселенькая козочка, — добавила Батийна, — я тебе про жизнь толкую. Хватит и того, что мы вот стреножены. Сама видишь, как унижают женщин. Но тебе я желаю счастья. Следи же всегда за своей честью, родная.

Девушка с пятью косичками, баловень семьи, едва ли догадывалась, на что намекала Батийна. В эти минуты Эркеган походила на оторопелого постреленка, неожиданно потерявшего дорогу к матери.

Батийна сосредоточенно помолчала, и вдруг высокий, звонкий ее голос взвился в протяжной песне:

У ягненочка мерлушкой
Я была. Ой-дай!
У родителей шалуньей
Я слыла. Ой-дай!
Пробыла в невестах мало,
Став женой. Ой-дай!
Муж попался недостойный —
Глупый, злой… Ой-дай!

На ресницах Батийны сверкнули слезы жалости к себе, к своей судьбе. Голос ее дрогнул, оборвался, как перетянутая струна комуза.

— Ой, неженка ты моя, ой, милая ты моя, — вздохнула она. — С тех пор как я переступила порог этой юрты, лишь с тобой я делилась своими тайными мыслями, делилась душевной болью. Очень грустно, что девушки — всего лишь временные гости, перелетные птицы. Настает время, и улетают они в чужую юрту, в иные края. Пришла и твоя пора, моя веселая. Но постель твоя останется здесь. А за кого ты пойдешь, родная?

Горести мои
Лисицей
Рыскают вокруг.
Остается примириться
Закрывать тюндюк[59].

Я ищу джигита долго.
Забывая страх.
Я иду за серым волком,
Что бредет в горах.

Милые!
Судите сами —
Иначе нельзя:
Только горькими слезами
Промывать глаза.

Щеки у Батийны разгорелись.

— Мой ты душистый лепесток, — поглаживая мелкие косички Эркеган, сказала Батийна, — лишь бы печаль не коснулась души твоей. Когда приеду к тебе с подарками или когда ты через год навестишь своих родителей, я хочу тебя видеть веселой и юной, как сейчас. Если исполнится это мое желание, я век буду благодарить бога!

— О-о, великодушная джене, — пролепетала Эркеган, — я в большом долгу перед тобой и, наверное, никогда не рассчитаюсь.

Батийна погладила ее пять косичек и поцеловала в открытый лоб.

— Ничего ты мне не должна. Я делала все по долгу твоей джене. О боже, будь на то моя власть, я сама объездила бы все горы и нашла бы тебе достойного жениха. Но обычай предков не допускает этого. Наши девушки все равно что овечки. Куда поведут, туда мы — хочешь не хочешь — повинны следовать. Недаром говорится, что бог посылает свата, а отец находит жениха. Что поделаешь? Придется согласиться. Свекор твой, видать, умный человек. Степенный. Свекровь не знаю. Твой святой долг, бийкеч, милая, добрая, уважать их. Избави бог, если про тебя пойдет молва: «Ни обычаев не знает, ни делать ничего не умеет, грязнуля и неряха». Эти слова мне часто напоминала родная моя джене Сайра. Как-то она там поживает? Они с мужем, моим дядей, жили очень дружно, душа в душу. — Батийна задумчиво посмотрела вдаль. — Муж у тебя молодой. Похоже, что хороший человек, если в отца. Правда, я пока не знаю его. Главное — уважал бы тебя и ценил по достоинству.

Эркеган по-ребячьи повела плечиками:

— Пусть только попробует не ценить, я сразу уйду.

— Уйти, думаешь, легко будет?

Эркеган с удивлением переспросила:

— Джене, почему ты повторяешь, что потом нелегко уйти? Разве ты не вольна бросить моего брата?

— Нет, светильник ты мой. Просто кое-что человеку не дано понять, пока сам не переживет. Как-то, слышала я, в год Зайца[60] на скот пришел джут[61]. Беднякам пришлось очень туго. Одна байская сноха якобы сказала: «Ишь ты, жалуются — мяса нет! А масло? Чем голодать, лучше б масло ели». — Батийна усмехнулась. — Наивная сноха думала, что у бедняков масла хоть завались, как и у них. Да и откуда байской дочке знать, что у бедняков нет масла, коль она не водилась с ними? Но ты, мне думается, не будешь глупышкой вроде этой снохи.

Не прошло и месяца, как сваты приехали с женихом для жыгач-тушурду. Кыдырбай принял сватов с особым гостеприимством и радушием.