Батумский связной

Самвел уезжал в город и вернулся оттуда веселый и довольный. Борис предпочитал не думать, отчего так блестят глаза абрека. Самвел привез газеты и письмо от Лизы. Она писала, что есть новости, чтобы Борис возвращался скорее в город, чтобы по приезде шел на Греческую улицу в фотографическое ателье Зеленковского, там ему сделают документы, и что днем, в два часа, она ждет его в кофейне у кинотеатра “Паризиана”.

Выехать предполагали вечером, так что Борис пока валялся на кошме и от скуки читал газеты. Самвел привез “Батумский вестник”, “Багумскую жизнь” и “Эхо Батума”. Ничего интересного в газетах Борис не обнаружил, хотя внимательно просмотрел криминальную хронику. Никакого трупа в кофейне Сандаракиса не нашли, очевидно, бандиты позаботились вовремя избавиться от тела Исмаил-бея.

Целый подвал “Эха Батума” занимала перепечатанная из тифлисской газеты статья о председателе меньшевистского правительства Грузинской Демократической республики Ное Николаевиче Жордания[13]. Рассказывалось, какой он замечательный, а в конце Борис с изумлением прочел строчки местного рифмоплета:

Ты наконец пришел, Жордания Паришь над миром, как орел Прекрасной Грузии страдания Превозмогая, ты обрел…

Дальше опять было оборвано, потому что Самвел по дороге скрутил именно из этого куска газеты самокрутку. Борис вспомнил почти такие же стихи про Деникина и поразился, насколько одинаково мыслят плохие поэты.

До города добрались без приключений. Не доезжая версты две, Самвел остановился.

— Дальше сам пойдешь, пешком.

— Спасибо тебе, Самвел, — Борис соскочил с коня и протянул поводья абреку.

— Э, генацвале, я не ради тебя это делал, — Самвел отвернулся и пришпорил коня.

Борис зашагал к городу, навстречу солнцу, вдыхая прохладный утренний воздух.

Ателье он нашел без труда, всего два раза спросил дорогу. Маленький, черненький человечек, шустростью движений похожий на жука-водомерку, отворил Борису дверь ателье.

— Господин Зеленковский?

— Слушаю вас! — человечек раздвинул в улыбке розовые губы.

— Автандил просил передать, что виноград нынче кислый, — вполголоса, но очень четко проговорил Борис.

Человечек мгновенно переменился в лице, всплеснул руками и закивал головой!

— Тише, тише! Вот вы, оказывается, по какому делу. Стало быть, желаете документ?

— Именно, и если можно, поскорее.

— Так-так-так, — человечек усадил Бориса в кресло и забегал вокруг:

— Значит, блондин, но не светлый, а скорее пепельный, глаза серые, рост…

— Скажите, а какое значение для документа имеет мои рост? — полюбопытствовал Борис.

— О, вы не понимаете! В таком деле вес имеет значение! Прежде всего, давайте выберем вашу национальность.

— Что?

— Ну. кем вы хотите быть грузином, аджарцем, турком, итальянским коммерсантом.. греком, наконец.

— Видите ли, в чем дело, — Борис не ожидал такой постановки вопроса и несколько растерялся, — вряд ли я похож на грузина, сами вы только что заметили, что я блондин.

— Вот если бы вы были рыжий, — мечтательно протянул человечек, — я сделал бы из вас распрелестного армянина… но, знаете, в Грузии лучше не надо. Из иностранцев тянете вы на немца, но немцев здесь не любят… Вот если по торговой части, турком…

— Я, уж простите, ни по-турецки, ни по-итальянски не говорю, — прервал его Борис. — Так что давайте сделаем меня русским. И фамилию какую-нибудь попроще…

— Вот это вы правильно! — обрадовался человечек. — Никаких знаменитых фамилий, Голициных там или Юсуповых. А то некоторых гордыня обуревает, заказывают такое! На иного клиента смотришь — ну жулик жуликом, а туда же — Юсупов!

Выбрали фамилию Расплюев. Зеленковский крикнул мальчишку и велел ему отнести все данные Карлу Ивановичу.

— Вы не сомневайтесь, Карл Иванович — это талант, каллиграф отменнейший! Все сделает как надо, а вы, может быть, пока желаете сняться на память?

— Спасибо, не стоит.

— Может быть, вы желаете сняться в костюме, который носил сам Зелимхан, известнейший из самых страшных кавказских разбойников?.. Вы не желаете? Напрасно! Вы, может быть, сомневаетесь, что этот костюм был на нем? Так я даю вам честное слово комиссионера, что это — правда!

— Позвольте, — удивленно проговорил Борис, — какой же вы комиссионер, ведь вы — фотограф, это не считая другой вашей профессии…

Человечек опять испуганно замахал руками:

— О той, второй, — ни слова!.. Я был в Польше комиссионером, стал беженцем, а беженец может стать кем угодно! Я лично знал одного беженца, который на родине был клоуном, а в Петрограде стал кучером на катафалке. Веселенькая профессия! Как раз наоборот вышло… Я никогда в жизни не имел своей фотографической карточки.

Теперь, когда судьба забросила меня на Кавказ, я купил по случаю эту крошечную фотографию и, работая с мальчишкой-ретушером, имею себя в двадцати позах! Вы, может быть, хотите сняться на набережной на фоне “Франца-Фердинанда”? Он как раз только что пришел из Константинополя.

— Нет, не хочу, — улыбаясь, сказал Борис.

— Напрасно… Верьте мне, жалеть будете. Белоснежный красавец пароход, синее море… Вы сам — мужчина интересный, так что дамы от такой вашей фотографии окончательно потеряют голову.