Батумский связной

— Может… дать ему доской по голове, для верности-то? — нерешительно предложил сиплый.

— И так хорошо. Вон лежит, не шевелится. Давай, ищи деньги.

Чужая рука неуверенно полезла в карман френча. Борис вдруг сел рывком, схватив чужую руку и встряхнув как следует её обладателя.

— Пусти! — заныл тот, даже и не пытаясь вырваться — силы у него были не те.

— Спокойно, парни, ничего вам плохого не сделаю.

Услышав чистую русскую речь, нищие от удивления успокоились.

— Вот и мне повезло — на соотечественников нарвался, — усмехнулся Борис. — Значит, так сделаем: за то, что вы меня обокрасть хотели, я на вас не обижаюсь. А только денег у меня все равно нету. Ботинки мне самому нужны, а вот если проводите меня к лавке Костаропулуса, то френч отдам, и фуражку.

— На что нам фуражка? — заныл было сиплый, но Борис достал из кармана шелковый шнурок покойного Вэнса и примотал запястье нищего к своей руке.

— Не хочешь фуражку — не бери, — покладисто согласился он, показав как будто случайно широкий немецкий нож.

Это решило дело, — нищие безропотно поковыляли рядом. Идти до лавки Костаропулуса было далеко — ночью Борис все равно не нашел бы её. Наконец дошли. Лавка по раннему времени была ещё закрыта. Борис поверил на слово своим новым знакомцам, развязал шнурок и без слова снял с себя английский френч, вытащив предварительно все из карманов. Взамен сиплый протянул ему свою старую робу.

Борис не хотел появляться в лавке в английской военной форме — неизвестно, как отнесутся контрабандисты к английскому офицеру, вернее, известно как — плохо.

Нищие юркнули в переулок и исчезли. Борис тихонько стукнул в окошко. Выглянул заспанный грек и сделал вид, что не понимает русскую речь. Однако он несомненно отреагировал на имя Спиридон, пролопотал что-то и махнул рукой к морю.

Борис спустился к берегу и сел, глядя на волны. Там, в пяти днях плавания, Феодосия. Ему нужно туда.

— Здравствуй, господин хороший! — кликнул его знакомый голос.

— Спиридон! — Борис вскочил на ноги. — Ты когда отплываешь? Меня возьми собой.

— С отплытием пока неясно, — нахмурился Спиридон. — Команды не хватает, осту позавчера сильно порезали в кабаке, не сможет он скоро в море выйти без матроса никак, двоих на фелюгу ало.

— Возьми меня третьим, — неожиданно для самого себя предложил Борис.

— А сможешь? — серьезно спросил Спиридон. Он окинул Бориса внимательным взглядом, прищурился насмешливо при виде рваной нищенской робы, потом взглянул в глаза и, очевидно, заметил в них что-то новое, потому что, не дожидаясь ответа, сам сказал:

— Сможешь. — И пошел лавке.

Борис двинулся за ним.

* * *

Плавание прошло спокойно. Сперва мальчишка, так похожий на греческого бога Мана, сердился на неумелость Бориса и покрикивал на него по-гречески. Но поскольку Борис по-гречески не понимал, а оттого не обижался, то мальчишке быстро надоело ругаться. Все время дул ровный попутный ветер, и фелюга, распустив парус, летела как на крыльях. Борис с радостью вдавался физической работе, она помогала ему прийти в себя. Ночами он лежал, глядя а звезды. Здесь, наедине с морем, он обрел если не покой, то жизненный стержень. Соленый ветер выдул из души все метания и страхи недоучившегося студента. Давно пора было перестать плыть в мутных волнах революционного хаоса и обрести цель. Поиски сестры до сих пор были его целью. Но что он сделает, когда найдет Варю? Куда он приведет её, на что будет кормить и одевать? Как защитит её от всех — белых, красных, зеленых? Возвращаться в Петроград, в их старую квартиру? Пустят ли туда? Небось заняли уже большевички… Да не в этом же дело! Жить под властью большевиков, ждать все время, что придут или заберут прямо на улице. Не понравится этим харям — пьяным матросам, бородатым дезертирам, — что одет чисто, что бреется каждый день, что носовым платком мама с детства пользоваться научила… Нет, туда он ни за что не вернется. Ладно, об этом у него ещё будет время подумать. Ясно одно: теперь со всеми он будет разговаривать только с позиции силы. Никто не посмеет его бить, издеваться над ним, Борис Ордынцев этого не допустит.

Так прошло четыре дня. В свободное время мальчишка-грек учил Бориса метать нож. Он закрепил на наружной стене крошечной каютки старый бурдюк и метал нож по-разному, но результат был всегда один — нож аккуратно протыкал лохмотья бурдюка и вонзался в дерево. У Бориса долго не получалось, но он тренировался упорно и наконец дождался от мальчишки одобрения. Спиридон, глядя на их занятия, только посмеивался.

* * *

В наступающих сумерках греки высадили его на том же месте феодосийского берега, откуда три нецели назад бежал он в смятении, избитый штабс-капитаном Карновичем и гонимый всеми. Борис вскарабкался вверх по круче, торопясь преодолеть опасное место до наступления полной темноты. Он сам удивился, что нашел верную дорогу в Карантинную слободку, хотя и шел этим путем всего один раз в сопровождении татарчонка Ахметки.

Вот показалась водокачка, смутно различимая на фоне темнеющего неба, а вот и нужный дом.