Амелія все еще стояла у постели, гд оставила ее Ребекка, и глаза ея выражали отчаянную грусть. Надленная отъ природы необыкновенною крпостію духа, майорша всми зависящими отъ нея средствами старалась доставить утшеніе своему юному другу.
— Вамъ никакъ не слдуетъ убивать себя, мой другъ, говорила сердобольная Пегги. На что это будеть похоже, если вы захвораете, когда онъ пришлетъ за вами посл побды? Будьте разсудительны и хладнокровны, Амелія. Вы не единственная женщина, вручившая на этотъ день свою судьбу Господу Богу.
— О, я знаю это! что жь мн длать? Я слаба и малодушна, сказала Амелія,
Въ самомъ дл, она хорошо знала свою собственную слабость; но присутствіе другого существа, умвшаго обуздывать свои чувства, значительно подкрпило ея силы, и она пріободрилась въ обществ мистриссъ Пегги. Такъ он просидли и прогоревали вмст до двухъ часовъ за полдень; ихъ сердца поминутно слдовали за боевой колонной впередъ и впередъ, на кровавое поле. Страхъ, сомнніе, тоска и пламенныя молитвы провожали Трильйонный полкъ. Въ этомъ собственно и состоитъ необходимая подать, которую война собираетъ съ женщинъ. Мужчины расплачиваются кровью, женщины слезами.
Въ половин третьяго наступило событіе, важное въ ежедневномъ быту Джоя: обдъ посплъ и аппетитъ его изострился. Пусть храбрые воины дерутся и гибнутъ на пол битвы: Джой долженъ обдать. Онъ вошелъ въ комнату Амеліи, въ надежд соблазнить ее смачными яствами, поданными на столъ.
— Ну… Эмми… право, сказалъ онъ, — супъ очень хорошъ. Попробуй, Эмми… хоть немножко… право.
И онъ поцаловалъ ея руку. За исключеніемъ свадьбы, когда ему надлежало привтствовать новобрачную въ качеств шафера и брата, Джой никогда почти не цаловалъ свою сестру.
— Благодарю тебя, Джозефъ, сказала она, — ты очень добръ и нженъ; но ужъ позволь мн остатъся въ моей комнат.
Запахъ супа произвелъ, однакожь, пріятное впечатлніе на ноздри мистриссъ Одаудъ, и она безъ труда согласилась раздлить съ мистеромъ Седли его трапезу. Они оставили Амелію и сли за столъ вдвоемъ.
Майорша думала о честномъ Михаил, своемъ супруг, хавшемъ впереди своего полка. Дурной обдъ сегодня будетъ у нашихъ молодцовъ, сказала она съ глубокимъ вздохомъ, наливая супъ въ тарелку Джоя.
Вскор мистеръ Джой повеселлъ и, казалось, веселость его значительно увеличивалась съ каждымъ блюдомъ. Передъ супомъ, онъ выпилъ вообще за здоровье всего британскаго воинства, и потомъ, черезъ минуту, выпилъ въ частности стаканъ шампанскаго за здоровье Трильйоннаго полка.
— А теперь, мистриссъ Одаудъ, сказалъ онъ еще черезъ минуту, — я считаю священной обязанностью пить за здоровье вашего супруга, храбраго майора Одауда. Бокалъ шампанскаго! Эй, Исидоръ! Бокалъ шампанскаго для мистриссъ Одаудъ.
Но вдругъ мосье Исидоръ остановился, вздрогнулъ и выпучилъ глаза, майорша положила свою ложку и вилку. Окна комнаты, обращенной къ югу, были открыты. Глухой, отдаленный шумъ съ южной стороны, замирая постепенно, пронесся черезъ кровли, освщенныя солнцемъ.
— Это что такое? сказалъ Джой. Отчего ты не подаешь вина, Исидоръ?
— C'est le feu! откликнулся Исидоръ, выбгая на балкоиь.
— Это пушечная пальба! воскликнула мистриссъ Одаудъ, выбгая изъ-за стола къ открытому окну. Тысячи блдныхъ и встревоженныхъ лицъ уже смотрли изъ оконъ всхъ другихъ домовъ и, черезъ нсколько минутъ, все народонаселеніе Брюеселя толпами хлынуло на улицы.
ГЛАВА XXXI
О томъ, гд, когда, какъ, зачмъ, по какому поводу и вслдствіе чего, мистеръ Джой купилъ двухъ рысаковъ, и сколько онъ заплатилъ за оныхъ
Намъ, мирнымъ жителямъ спокойнаго города, никогда не приходилось, и дай Богъ, чтобы никогда не пришлось впередъ быть свидтелями такой бурной суматохи, какая произошла въ бельгійской столиц въ тотъ самый день, когда мистеръ Джозефъ Седли, угощая госпожу майоршу Одаудъ, кушалъ шампанское за здравіе Трильйоннаго полка. Безпорядочныя толпы хлынули къ Намурскимъ воротамъ, откуда происходилъ глухой, отдаленный шумъ, и многіе выбжали за городскую заставу, чтобы узнать поскоре какую-нибудь новость изъ дйствуіощихъ армій. Каждый толкалъ и спрашивалъ своего сосда, и даже знаменитые англійскіе лорды съ своими супругами благосклонно вступали въ разговоръ съ такими джентльменами, которыхъ они совсмъ не знали. Приверженцы французовъ, угорлые отъ необузданнаго восторга, метались во вс стороны и предсказывали тріумфъ Наполеона. Купцы запирали свой лавки и выступали на улицу, чтобы увеличить своимъ присутствіемъ общій хоръ тревоги и демонскаго гвалта. Глухой пушечный гулъ перекатывался чаще и чаще, съ холма на хоимъ, отъ одного зданія къ другому. Скоро появились экипажи съ путешественниками, спшившими оставить городъ. Они хали по дорог въ Гентъ, обгоняя одинъ другого. Предсказанія наполеоновыхъ друзей переходили мало-по-малу въ дйствительные факты.
«Наполеонъ раздробилъ непріятельскія арміи, гласила молва. Онъ идетъ скорымъ маршемъ прямо на Брюссель. Онъ уничтожитъ Англичанъ, и будетъ ночью здсь».