— Онъ уничтожитъ Аигличанъ, кричалъ мосье Исидоръ въ назиданіе своему господину, — и будетъ къ ночи здсь.
Расторопный слуга выбгалъ ежемиутно изъ квартиры на улицу, и возвращался всегда съ новыми встями опустошительнаго свойства. мистеръ Джой становился блдне и блдне. Тревога овладла совершенно мягкимъ сердцемъ толстаго джентьмена. Напрасно онъ пилъ шампанское полными стаканами: благородный напитокъ утратилъ для него живительную силу. Къ солнечному закату, нервозность Джоя достигла до крайняго предла, такъ-что пріятель его, Исидоръ, возрадовался и сердцемъ и душою, не имя больше никакихъ сомнній, что фуражка съ золотой кокардой и военный сюртукъ съ плетеными снурками перейдутъ къ нему по-праву наполеоновскаго тріумфа.
Женщины покинули нашего героя на все это время. Заслышавъ канонаду, неустрашимая Одаудъ тотчасъ же вспомнила о своей юной подруг въ другой комнат и побжала къ ней, чтобы подкрпить и, если возможно, утшить мистриссъ Эмми. Мысль, что на рукахъ ея осталось слабое и безпомощное созданіе, придавала особенную силу природному мужеству этой честной ирландки. Пять часовъ сряду провела она подл Амеліи, изобртая различные способы утишить ея взволнованныя чувства, и стараясь по временамъ настроить ея мысли на веселый ладъ своею краснорчивою бесдой. «И пока продолжалась канонада, то-есть, до глубокихъ сумерекъ, я ни разу не выпускала ея руки», расказывала посл мистриссъ майорша Одаудъ, припоминая разнообразныя подробности этого замчательнаго дня.
Когда смолкъ, наконецъ, страшный гулъ пушечной пальбы, мистриссъ Одаудъ вышла изъ амеліиной спальни въ смежную комнату, гд засдалъ мистеръ Джой подл опорожненыхъ бутылокъ, въ которыхъ на этотъ разъ не удалось ему почерпнуть ни малйшей отваги. Разъ или два онъ забгалъ въ комнату сестры, и какъ-будто собирался что-то сказать ей, причемъ на лиц его изображалась неописанная тревога. Но тутъ майорская жена храбро удерживала свой постъ, и онъ уходилъ назадъ, не выгрузивъ ни одного звука изъ своей заготовленной рчи. Ему стыдно было извстить ее, что онъ собирался бжать.
Но когда майорша явилась въ столовую, гд онъ, прикрытый мракомъ ночи, сидлъ въ безотрадномъ обществ опорожненныхъ бутылокъ, мистеръ Джой ршился открыть уста, чтобы повдать храброй женщин тайну своей души.
— Мистриссъ Одаудъ, сказалъ онъ, — не лучше ли вамъ приготовить Амелію въ дорогу?
— Зачмъ? Вы разв хотите взять ее съ собою гулять? сказала майорша, — но Амелія такъ слаба, что не можетъ сдлать шага.
— Я… я приказалъ выдвинуть изъ конюшни коляску, сказалъ Джой, — сейчасъ приведутъ почтовыхъ лошадей. Исидоръ побжалъ за ними.
— Что жь вамъ за охота вызжать по ночамъ? отвчала недогадливая леди. Сестр вашей всего лучше отдохнуть. Я уговорила ее лечь въ постель.
— Такъ я прошу васъ разбудить ее, сказалъ Джой, — разбудить сейчасъ же, сію минуту. И при этомъ онъ энергически притопнулъ ногою. Говорю вамъ, что закладываютъ мою коляску… да… и сейчасъ приведутъ почтовыхъ лошадей. Все уже кончено и… и…
— И что? спросила мистриссъ Одаудъ.
— Я узжаю въ Гентъ, отвчалъ Джозъ. Вс узжаютъ; въ коляск будетъ мсто и для васъ. Мы должны ускакать черезъ полчама.
Майорша взглянула на него съ выраженіенъ безконечнаго презрнія.
— Я не двинусь съ мста, пока Одаудъ не дастъ мн маршрута, сказала она. Вы можете хать куда вамъ угодно, мистеръ Седли; но ужь прошу извинить: Амелія и я остаемся здсь.
— Она подетъ, закричалъ Джой, топая теперь обими ногами, — она должна хать!
Мистриссъ Одаудъ подперла бока своими обими руками, и заслонила собою дверь спальни.
— А разв вы хотите отвезти ее къ матери? сказала она, — или, ужь не хотите ли вы сами укрыться подъ крылышкомъ у своей мамаши, мистеръ Седли? Добраго вамъ утра, сэръ, и пріятной дороги. Bon voyage, какъ говорятъ Французы, и вотъ вамъ на прощанье мой совтъ: сбрейте свой усы, мистеръ Седли, иначе какъ-разъ вы попадете въ бду.
— Пр-р-роклятіе! заревлъ Джозъ, терзаемый страхомъ, яростію и отчаяніемъ.
Въ эту минуту вбжалъ Исидоръ, разражаясь такими же проклятіями на своемъ собственномъ діалект.
— Pas de chevaux, sacrebleu! кричалъ взбшенный каммердинеръ. Вс лошади въ разгон!
Дло въ томъ. что не одинъ мистеръ Джой былъ сндаемъ паническимъ страхомъ въ этотъ несчастный день. Прежде, однакожь, чимъ кончилась роковая ночь, судьб угодно было увеличить опасенія Джоя до неимоврной высоты.