Базар житейской суеты. Часть 3

Изумленная и вполн счастливая, Амелія побжала съ этимъ богатствомъ на Павловское подворье, въ кимжный магазинъ Дартопа, и купила «Помощника родителей» и удивительную исторію о «Сатфорд и Мертон«, разсказанную дтямъ господиномъ Да (Day). Джорджинька ужь давно желалъ имть эту книжку, извстную нанзусть всякому благовоспитанному англійскому мальчику. Затмъ мистриссъ Эмми сла въ омнибусъ, и съ восторгомъ пріхала домой. Уединившись въ своей комнат, она вывела превосходнымъ мелкимъ почеркомъ на заглавномъ лист: «Джорджу Осборну, святочный подарокъ отъ его нжной и любящей матери».

Книги, какъ и прекрасная надпись, хранятся въ цлости даже до сего дня.

Взявъ подъмышку этотъ подарокъ, Амелія вышла изъ своей комнаты, чтобъ положить книги на столъ, гд Джорджинька долженъ былъ найдти ихъ по своемъ возвращеніи изъ школы. Въ сняхъ у лстницы встртила ее мистриссъ Седли. Золотые переплеты семи крошечныхъ томиковъ бросились въ глаза старой леди.

— Это что такое? спросила мистриссъ Седли.

— Книжечки для Джорджа, отвчала Амелія. Я… я общала ему купить ихъ къ Рождеству.

— Книжечки! вскричала съ негодованіемъ старая леди. Книги, въ эту пору, когда въ цломъ дом нтъ ни куска хлба! Книги, когда я изъ кожи вылзаю, чтобъ отца ея не посадили въ тюрьму! Она водитъ въ роскоши своего сына, между-тмъ какъ я продала вс свои драгоцнности, даже индійскую шаль съ своихъ плечь, даже чашки и ложки, чтобъ только эти торговцы не смли обижать насъ, и чтобъ мистеръ Клеппъ не выгналъ всхъ насъ изъ дому, на что, сказать правду, онх давно иметъ право, потому-что отецъ твой раззортлся въ конецъ, О, Амелія! ты раздираешь мое сердце! Кчему теб губить своего сына, удерживая его при себ, тогда-какъ онъ ни въ чемъ ненуждался бы на Россель-Сквер? О, Амелія, да ниспошлётъ теб Богъ боле послушное и благодарное дтище, чмъ мой несчастный сынъ за океаномъ! Джой совсмъ оставилъ отца на старости лтъ, а вотъ тутъ еще малютка Джорджъ, который ходитъ въ пансіонъ, какъ лордъ какой-нибудь, съ часамии цпочкой вокругъ шеи; тогда-какъ мой бдный… бдный старикъ… безъ крова…. безъ шил… шил… шиллинга!..

Истерическіе вздохи, и рыданія заглушили конецъ этой раздпрательной рчи, но смыслъ ея остался понятенъ для всхъ обитательницъ скромнаго домика: он услышали и приложили къ своему сердцу каждое слово, вырвавшееся изъ растерзанной груди старушки Седли.

— О, маменька, маменька! кричала въ отвтъ бдняжка Эмми; — вы не говорили мн ничего… я общала ему эти книги… Я… я только-что продала свою шаль сегодня поутру. Вотъ вамъ вс мои деньги… вотъ вамъ.

И дрожащею рукой она вынула изъ ридикюля свои соверены и гинеи, драгоцнныя золотыя гинеи, и положила ихъ на ладонь своей матери, откуда он попрыгали и покатились во вс углы и закоулки досчатаго корридора.

И затмъ, мистриссъ Эмми ушла въ свою комнату, бросилась на постель и заплакала навзрыдъ, терзаемая отчаянной тоскою. Все теперь прояснилось для нея. Дитя было принесено въ жертву ея эгоизму. Не будь на свт этой эгоистической матери, Джорджинька былъ бы и богатъ, и славенъ, и получилъ бы онъ прекраснйшее воспитаніе, и завладлъ бы онъ имніемъ, которое она же, сантиментальная эгоистка, отняла у его отца. Стоило ей сказать одно только слово, и старикъ Седли выпутался бы изъ своихъ стснительныхъ обстоятельствъ, и малютка Джорджъ, довольный и обезпеченный во всемъ, былъ бы счастливъ. О, какъ страдало ея нжное и растерзанное сердце подъ вліяніемъ такихъ злосчастныхъ убжденій.

ГЛАВА XLVI Домъ на Гигантскомъ Сквер