Базар житейской суеты. Часть 3

— И думаете ли вы, продолжалъ Томъ Ифсъ, что маркиза Стейнъ подчинялась вол своего супруга безъ всякой основательной причины? Вдь эта женщина, какъ вамъ не безъизвстно, происходитъ отъ такой фамиліи, которая гордится своей породой не меньше какихъ-нибудь султановъ. Стейны передъ Камлотами то же, что ливрейные лакеи — ни больше, ни меньше, дождливые грибки, которые выростаютъ десятками тысячь на джентльменскомъ лугу. Еслибъ они еще происходили по прямой линіи отъ лорда Гиганта, ну, тогда другой вопросъ; но вдь они составляютъ собственно младшую и притомъ сомнительную отрасль Гигантскаго Дома… Итакъ, думаете ли вы, что маркиза Стейнъ, самая гордая и надменная изъ всхъ британскихъ леди, унижалась передъ своимъ мужемъ, такъ-себ, безъ достаточнаго повода? Фи! Нтъ, сэръ, есть тутъ и поводъ и причина, поводъ секретный, причина тайная. Исторія, видите ли, вотъ какая: аббатъ de-la-Marche, эмигрировавшій сюда во французскую революцію, былъ тотъ самый мушкетерскій полковникъ де-ла-Маршъ, съ которымъ Стейнъ сражался въ Париж передъ своей женитьбой. Онъ и маркиза встртились въ Лондон — вы понимаете? И вотъ посл того; какъ достопочтенный полковникъ погибъ въ Британіи, пораженный наповалъ пистолетомъ взбшеннаго мужа, миледи Стейнъ отказалась отъ всхъ обществъ, и предалась, такъ-сказать. созерцательному уединіенію. Каждое утро вы можете, если угодно, видть ее въ испанской капелл. Я былъ тамъ нсколько разъ, по случаю, и наблюдалъ ее. Есть въ ея жизни тайна, ужь на этотъ счетъ можете положиться на меня. Особа извстнаго сорта, заключилъ Томъ Ифсъ, длая мистическій жестъ, — не позволитъ себ быть несчастной безъ достаточнаго повода, и если миледи Стейнъ предается созерцательному уединенію, то ужь это значитъ, что лордъ Стейнъ держитъ, такъ-сказать, надъ ея головой острый мечь.

Такимъ-образомъ, если мистеръ Ифсъ говорилъ правду, то очень вроятно, что миледи Стейнъ, несмотря на высоту своего положенія, подвергалась оскорбительному униженію и, при спокойной наружности, таила въ своемъ сердц глубокую печаль. Читатель! Если имя твое не записано въ Красной книг, ты можешь, вмст со мною, найти утшеніе въ той мысли, что есть на свт многое множество джентльменовъ высшаго полета, которые ведутъ горемычную жизнь. Блистательвый Дамоклъ сидитъ въ своемъ чертог на бархатномъ диван, обложенный атласными подушками, кушаетъ на золот и серебр; но какъ часто страшный мечь виситъ надъ его головою въ форм байлифа, наслдственной болзни или фамильной тайны, которая выглядываетъ дикими и свирпыми глазами изъ раззолоченныхъ шпалеръ, угрожая каждую минуту вырваться на волю и мгновенно уничтожить весь этотъ блескъ!

Что касается до меня собственно, возлюбленный читатель, я не имю ни малйшаго жаланія быть записаннымъ въ Красную книгу. Зачмъ и для чего? Пусть нтъ въ моей передней дюжины откормленныхъ лакеевъ, и гайдуки не сопровождаютъ мою смиренную клячу, когда я вызжаю къ своимъ пріятелямъ за городъ, зато аппетитъ у меня превосходный за пріятельскимъ столомъ, и отправляясь на сонъ грядущій, я увренъ, что никто не потревожитъ моего богатырскаго сна. Но милордъ Лукуллъ, старый холостякъ, страдаетъ безсонницей чуть-ли не всю свою жизнь, и не знаетъ онъ, что такое счастье на сей земл. Есть у него ближашій родственникъ, племянникъ, малый съ блистательными даровавіями, которой ждетъ не дождется вожделенной минуты, когда милордъ Лукуллъ протянетъ ноги. То-есть оно, собственно говоря, подъ именемъ Лукулла тутъ надобно разумть собирательное лицо извстнаго разряда, владющее, примромъ сказать, капиталомъ не меньше какъ въ двсти тысячь фунтовъ. По поводу этого пункта написалъ я весьма интересную диссертацію, которую, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, было бы полезно сообщить читателямъ, но въ ожиданіи этихъ обстоятельствъ, всего полезне поставить нсколько десятковъ точекъ. . . . . . . . . . . . впрочемъ, если вы внимательно читали Шекспира, и хорошо помните его принца Галя, то вы прекрасно знаете, какой смыслъ тутъ надобно соединить съ каждой изъ этихъ точекъ. Лорды Гиганты увряютъ будто они происходятъ по прямой линіи отъ этого шекспировскаго героя; въ чемъ, разумется, нтъ и тни правды, какъ уврялъ меня Томъ Ифсъ. Я долженъ впрочемъ признаться, что всми этими и другими мыслями, остающимися для читателя подъ спудомъ, я одолженъ Тому Ифсу, который разоблачилъ передо мной цлую систему мистерію англійской жизни.