— Никакъ нельзя сказать, что манеры его вполн изящны, замтилъ капитанъ Браггъ своему старшему подшкиперу, — его натурально не могутъ принимать въ губернаторскомъ дом, гд мы такъ часто веселились… да, веселились. Лордъ Вилльямъ и его супруга были такъ добры, что обходились съ мой, могу сказать, безъ всякой церемоніи, однажды даже я былъ приглашенъ къ нимъ на обдъ въ присутствіи самого главнокомандующаго… Ну, да, манеры Доббина вовсе не изящны, но при всемъ томъ — понимаете?
Какъ не понимать? Подшкиперъ выразилъ свое убждепіе, что капитанъ Браггъ, постигая вполн корабельное искусство, умлъ въ тоже время различать людей.
Но когда дней за десять пути отъ береговъ Британіи, корабль заштиллъ и остановился неподвижно на одномъ мст, майоръ Доббинъ совершенно повсилъ носъ, и обнаружилъ такіе признаки нетерпливаго и даже отчасти сварливаго характера, что изумленные пассажиры никакъ не могли угадать въ немъ прежняго весельчака. Онъ пересталъ хандрить не прежде, какъ снова подулъ попутный втерокъ, и радость его достигла до неизрченнаго восторга, когда штурманъ опять взялся за руль. Великій Боже! Какую сильную тревогу забило его сердце, когда наконецъ, посл продолжительнаго плаванія, передъ глазами путешественниковъ открылись шпицы соутамптонскаго адмиралтейства!
ГЛАВА LVII
Другъ нашъ майоръ
Другъ нашъ майоръ пріобрлъ на корабл такую популярность, что, когда онъ и мистеръ Седли, по прибытіи въ соутамптонскую гавань, спустились на береговую шлюпку, весь корабельный экипажъ, офицеры и матросы, со включеніемъ самого капитана Брагга, огласили воздухъ троекратнымъ «ура» въ честь майора Доббина, который на этотъ разъ раскраснлся какъ стыдливая двушка, и, потупивъ глаза, раскланивался передъ своими пріятелями направо и налво. Мистеръ Джой, принимавшій эти комплименты на свои счетъ, величественно снялъ фуражку съ золотой кокардой, и еще величественне принялся размахивать ею по воздуху, прощаясь окончательно съ корабельными друзьями. Когда шлюпка причалила къ берегу, путешественники, отправились въ гостинницу Джорджа.
Великолпные ростбифы британскаго приготовленія и серебряныя кружечки съ національнымъ портеромъ и пивомъ, выставляемыя на показъ при вход въ общую залу гостинницы Джорджа, производятъ обыкновенно такое могущественное вліяніе на глаза путешественника, пробывшаго нсколько лтъ сряду за границей, что онъ невольно обнаруживаетъ желаніе прогоститъ здсь дня три, четыре, принимая въ соображеніе и то весьма уважительное обстоятельство, что ему необходимо отдохнуть и собраться съ силами посл продолжительной корабельной качки. Но мистеръ Доббинъ былъ джентльменъ выше всякаго соблазна, представляемаго національнымъ комфортомъ. Едва только нога его переступила за порогъ общей залы, какъ онъ началъ поговаривать о постшез, и не успвъ взглянуть на Соутамптонъ, изъявилъ непремнное желаніе продолжать свой путь въ Лондонъ безъ всякой отстрочки, и безъ малйшаго промедленія. Къ несчастью, однакожь, встртились непредвиднныя затрудненія со стороны Джоя. Этотъ джентльменъ, привыкшій дйствовать систематически и методически не хотлъ и сльшать о продолженіи путешествія въ тотъ же вечеръ. И какъ это можно? Неужели онъ, для какой-нибудь скаредной сидйки въ почтовой карет, откажется отъ удовольствія понжиться эту ночь на мягкихъ пуховикахъ, готовыхъ здсь, въ прекраснйшемъ, уютномъ нумер, замнить для него эту гадкую морскую койку, гд тучное его тло бултыхалось столько дней и ночей впродолженіе утомительнаго и скучнаго перезда? Нтъ, мистеръ Джой не тронется съ мста, пока не будетъ доставленъ съ корабля весь его багажъ, и не сядетъ въ карету безъ своего