Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви

В этой сцене мне очень нравится, как Вася отчитывает машиниста за то, что тот мало взял песка и что в цилиндре у него дырка. Почти учит его мастерству, которое сам приобрел, помогая отцу. Я читал и думал про его отношения с отцом и его воспитание. Ведь точно не было такого, чтобы отец торжественно разбудил Васю со словами: «Вставай, мальчик мой, сегодня я буду показывать тебе устройство поезда, ты должен перенять мои умения, знания и мою профессию». Отец, скорее всего, ничему не учил его специально. Вася научился всему, пока был рядом. Отец любил паровозы, и сын их полюбил.

Я где-то слышал фразу, что если у маленького человека есть семья, то никакого воспитания (то есть вербальной передачи мудрых знаний: что хорошо, а что плохо), по сути, не нужно. Потому что есть родительский пример, который единственно важен. Важнее всех слов и педагогических книжек. Маленький человек будет повторять за родителями и хорошее, и плохое. Из этого следует, что если кого и нужно воспитывать родителям, то только себя. Если родители будут приличными людьми, то есть шанс, что дети станут такими же.

Ф.Ж. Мой любимый способ поддержки – просто быть рядом. Вторую звездочку получает Вася Рубцов, десять лет. Я согласен с тобой насчет того, что нужно воспитывать в первую очередь себя. Мне кажется, что дети чувствуют напускную правильность.

Б.П. Особенно фейк чувствуется, когда не совпадает то, что рассказывают родители, с их собственным поведением. Мама говорит: «Найду пачку сигарет, лишу телефона».

Ф.Ж. А сама курит и в телефоне сидит.

Б.П. Да-да. Она говорит: «Мне можно, потому что я взрослая, а ты маленькая, тебе нельзя». Или отец: «Не будешь учиться – выпорю», а сам за десять лет ни одной книжки не прочитал.

Ф.Ж. Расскажу небольшую историю.

В реально стрессовых ситуациях я веду себя, кажется, очень спокойно и рассудительно. Думаю, я усвоил это поведение от отца, наблюдая за ним, когда он был свидетелем моих выходок. Отец никогда мне не говорил: «Будь спокойным и рассудительным. Досчитай до десяти и только потом говори».

Моя гиперреактивность в детстве не знала границ. В начальных классах я сломал унитаз в школе. Мы с пацанами решили поиграть в туалете. Так нам захотелось. Мы толкались, танцевали, обнимались, в общем, полная любовь и идиллия.

Б.П. Обожаю такое.

Ф.Ж. Не было никакой драки, мы просто шалили. Двери кабинок были открыты. В какой-то момент я упал спиной на керамический бачок унитаза, и тот под моим весом треснул; вдобавок я порезал себе спину. Этот шум и гам было слышно даже с улицы. Прибежала учительница и увидела сломанный унитаз и мальчика с окровавленной спиной. Она меня подлатала и предложила два варианта:

– Либо ты расскажешь все отцу и попросишь его починить туалет, либо я расскажу сама. У тебя есть двадцать четыре часа.

Я решил сказать ему сам. Когда за мной приехал отец, учительница ему ничего не выдала. Мы едем в машине, и я думаю: «Сначала узнаю, какое у него настроение. Если хорошее, я ему все расскажу, а если плохое, то лучше не стоит…»

Мы приезжаем домой, разуваемся, раздеваемся, и я спрашиваю:

– Как твое настроение?

Он уже чувствует какой-то подвох и отвечает:

– Хорошее…

– Я сломал туалет в школе, его нужно как-то восстановить.

И отец спокойно, без капли гнева, отвечает:

– Хорошо, починим, сделаем.

Меня тогда это поразило.

Заканчивая эту историю, хочу кое-что добавить про папу. Как-то мы ехали с ним на его старой «Волге». Сидя на заднем сиденье, я заметил под папиным креслом что-то блестящее. Наклонился и увидел пистолет. Я тогда не знал, что это был пневматический ствол, и подумал: «Как? Мой папа такой принимающий, такой добрый… Он что, киллер? Мой папа убийца? Почему он тогда такой спокойный?» Я пребывал в шоке, пока на следующий день не узнал, что это была пневматика для самообороны.

Б.П. Ну понятно, это же были девяностые годы…

У меня тоже есть история – про книжки и родительский пример.

Мои самые болезненные воспоминания детства связаны с книжными магазинами.

Вот как это выглядело. Я совсем маленький. Папа заходит со мной в книжный и говорит:

– Пять минут! Мне нужно пять минут. Просто постой здесь. Я мигом.

И пропадал на час. А я стоял в углу в каком-то комбинезоне или шубке, мне было жарко, у меня потели руки, и становилось так неприятно, что не хотелось даже шевелиться. Выныривал папа и удивлялся:

– Ты что не расстегнулся? Ты же запаришься.

Садился на корточки, расстегивал шубку, развязывал шарф и говорил:

– Всё! Две минуты – и домой!

Не знаю, может быть, поэтому с чтением у меня в детстве были серьезные проблемы.