Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви

Я знал, насколько ограничивал нас во всем и насколько это было тяжело. Того, кто занят своим делом и получает от него удовлетворение, бедность не угнетает. Я думал о ваннах, душе, смывных туалетах как о вещах, которыми пользуются люди хуже нас… Но тогда мы вовсе не считали себя бедными. Не признавали этого. Мы считали себя людьми высокого полета, а те, на кого мы смотрели свысока и кому справедливо не доверяли, были богаты… Мы питались хорошо и дешево, пили хорошее и дешевое, спали вдвоем хорошо и в тепле и любили друг друга[6].

Ф.Ж. Большинство моих курсовых и дипломная работа были посвящены теме счастья.

Мои представления о счастье в то время сильно отличались от сегодняшних. Тогда у молодого и наивного Филиппа были очень примитивные, токсично-позитивные идеи о том, что жизнь создана для счастья, что человек должен делать все для того, чтобы быть счастливым. Люди обязаны быть клёвыми, заниматься творчеством, находить себя…

Б.П. Улыбаться друг другу… Как говорил Карнеги: «Улыбайся!»

Ф.Ж. Да, я и правда так думал. Моя дипломная работа называлась «Взаимосвязь психологического благополучия и склонности к девиантному поведению». В ней прослеживалась связь между преступными действиями по отношению к себе и другим и отсутствием счастья. Существует ли зависимость между несчастливой жизнью и преступлениями? Естественно, ответ был «да». Чем человек менее счастлив, тем более склонен к рискованному и опасному поведению.

Я рос, набирался опыта, мои представления о счастье менялись. Я понял, что мир – довольно суровое место. Он безразличен к человеку. Вселенная как бы говорит нам: «Вот вода, углеводы, белки, нефть. Можете все это брать и делать что угодно, мне наплевать». Моя картина мира сместилась с токсичного позитива в сторону радикального принятия.

Теперь для меня счастье – это принятие себя. Счастливый человек понимает, как он устроен (в каждый момент своей жизни – ведь перемены неизбежны).

Попытаюсь дать определение тому, что такое счастье, не впадая в розово-ванильную абстракцию; сделаю это определение более ощутимым. В моей дипломной работе я написал, что слово «счастье» необходимо заменить на «психологическое благополучие», и дал примерно восемьдесят тысяч определений этому термину из самых разных источников. Запомнилось мне только одно. Психологическое благополучие наступает, когда в организме синтезируются серотонин и дофамин, происходит захват гормонов и появляются радость, интерес, любопытство. То есть если идти от противного, то счастье – это когда нет клинической депрессии.

В этом определении не сказано, что человек должен заниматься творчеством, любить женщин или мужчин, пить алкоголь и зарабатывать кучу денег… Все значительно проще: у тебя есть дофамин и серотонин, значит ты психологически благополучен, поздравляю, перед тобой лежит весь мир, иди и развлекайся.

Б.П. Мне кажется, что это не психологическое объяснение счастья, а химическое.

Ф.Ж. О, ты хорошо сказал – химическое объяснение счастья.

* * *

Б.П. Хемингуэй был беден, но Париж оказался щедр на простые радости. Закончив работать, писатель гулял по набережным и добирался до острова Сите, который заканчивался, как нос корабля, острым мысом, где был небольшой парк и прекрасное место для рыбалки в заводях. Хемингуэй, который часто ходил в детстве в Мичигане на охоту и рыбалку с отцом, любил наблюдать за рыбаками острова Сите.

Случалось, в ясный день я покупал литр вина, хлеб и кусок колбасы, садился на солнце, читал какую-нибудь из купленных книг и посматривал на удильщиков.

Он пишет о рыбалке на Сене, про снасти и наживку с большим пониманием происходящего; пишет, что большинство рыболовов были пенсионерами, у которых инфляция съела пенсии.