Читаем Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви полностью

В одной из частей своей повести Толстой так пишет о детстве: «Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели – невинная веселость и беспредельная потребность любви – были единственными побуждениями в жизни?» И задается вопросом: «Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве?» Конечно, та свежесть уже не вернется и уж точно не вернется та беззаботность. Но у нас есть возможность обращаться к детству в воспоминаниях. Если когда-то мы были проще и искренней, если мы умели горячо верить и безусловно любить, значит наше сердце по-прежнему на это способно.

Лев и Лёля Толстой

Как не запутаться в папе

Б.П. В 1880-е годы Лев Николаевич Толстой был всемирно известным писателем, который постепенно становился еще и колоссальной религиозной величиной, учителем для всего мира. И в это же время, а если быть точным – в 1884 году, в Московскую классическую гимназию Поливанова поступил пятнадцатилетний молодой человек, «тонкий мальчик», как он назовет себя в одном из писем. Тонкий, но очень гордый мальчик. Он надел гимназическую форму и с первых дней в гимназии стал подписываться: «Лев Толстой» (например, в классном журнале, будучи дежурным). Мальчик сам не вполне понимал, как странно это выглядит со стороны.

Но что ему было делать, если его действительно так звали!

В 1869 году у Льва Николаевича Толстого и его жены Софьи Андреевны родился сын. И его решили назвать Лев. В больших семьях было обычным делом называть одного из сыновей именем отца. Он стал третьим мальчиком в доме.

Лев Львович родился в пока еще обычной дворянской семье. Его отец был писателем, хорошим, но не великим, который только закончил свой первый большой роман про войну 1812 года. Никто не мог подумать, что через пятнадцать-двадцать лет имя Толстого будет знать весь мир, что каждый день о нем будут писать газеты и как к великому учителю к нему станут ходить нескончаемые толпы паломников. А Лёля (так звали младшего Льва в семье) будет расти, играть, учиться, познавать мир, пока на него не обрушится осознание того, что он тоже Лев Толстой. И с этим надо как-то жить.

Как сложилась судьба человека, вынужденного всю жизнь носить свое имя, как будто чужое?

Тридцатилетняя война в семье Толстых

Б.П. В своем рассказе я буду опираться на исследования писателя и критика Павла Басинского. В 2015 году он написал книгу, посвященную отношениям Льва Толстого и его сына Льва. Называется она «Лев в тени Льва», и там Басинский пишет, что Лёля рос умным, нежным мальчиком, который в детстве всех умилял. Когда ему было два года и его причащали в храме, Лёля отличился. После причастия всем давали пить теплую воду с вином («запивку») и есть просфору. Он, воодушевленный, поднял голову и прокричал на весь храм: «И мне, пожалуйста!» А получив свою порцию из рук простой женщины, сказал ей как настоящий джентльмен: «Please, some more for Leila» («Пожалуйста, еще немного для Лёли»).

В 1872 году в письме к тетушке Толстой сделал своеобразный реестр своих родившихся к тому моменту шестерых детей. Про сына Илью он, например, писал: «Илья самобытен во всем»; про Татьяну: «Будет женщина прекрасная»; про Машу: «Будет страдать, будет искать, ничего не найдет; но будет вечно искать самое недоступное». Его характеристики оказались точными и невероятно прозорливыми. Толстой присматривался к маленьким детям и угадывал их будущее. Но вот про Лёлю он не сказал ничего конкретного. «Хорошенький, ловкий, памятливый, грациозный, – писал про него Толстой. – Всякое платье на нем сидит, как по нем сшито. Все, что другие делают, то и он, и все очень ловко и хорошо. Еще хорошенько его не понимаю». И правда, едва ли такие качества, как «ловкий» или «хорошенький», в сознании великого бунтаря Толстого были положительными. Слова «Все, что другие делают, то и он» звучат вообще с некоторым разочарованием. Милый мальчик, ничего оригинального и самобытного пока не показывает.

Лёля рос, из мальчика становился подростком. Однажды у его отца случился знаменитый духовный кризис. Лев Толстой, достигнув вершин творчества (дописав «Анну Каренину»), славы и семейного счастья, понял, что все это ему было не нужно. Он потерял смысл жизни, мучился и даже задумывался о самоубийстве. Ему было пятьдесят лет. Мы не знаем всех причин этого кризиса. Но для Толстого он закончился несколькими озарениями, после которых ему нельзя было жить как раньше.

Что-то похожее испытал князь Андрей, герой романа «Война и мир». Он был обуреваем страстью тщеславия, мечтал о наградах, хотел повторить подвиг Наполеона. И вот в битве под Аустерлицем он получает такой шанс: со знаменем в руках зовет солдат в атаку, бежит… и тут же падает раненым, видит высокое небо Аустерлица и вдруг понимает, какой ужасной глупостью были все его мечты о славе. Появляется Наполеон, его кумир, говорит: «Русский герой», а для князя Андрея он теперь всего лишь «ничтожный человек».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное