Читаем Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви полностью

Теперь про меня. Когда мне было пять или шесть лет, у меня случилась истерика. Не помню, по какому поводу, но меня было невозможно остановить, папа что-то мне говорил, я не слушал и кричал, он опять пытался меня успокоить, но потом сорвался и со всей силой ударил меня ладонью по попе. Я отлетел. Помню, что мерзкая сцена моей истерики случилась в ванной, я плакал и стучал рукой по стиральной машине, а после удара очутился в коридоре, на полу, и от неожиданности замолчал.

Папа рассказывал, что посмотрел тогда на свою руку и увидел, что она была вся красная. И горела. И он подумал, что мне, должно быть, еще больнее. Посмотрев на руку, папа пережил большой стыд за свою гневливость и сказал себе, что это не должно повториться. Тогда он начал читать педагогическую литературу и наткнулся на тоненькую книгу каких-то итальянцев, где была фраза: «Если у ребенка происходят истерики, в этом виноваты родители». Папа говорит, что эта фраза в корне изменила его отношение к воспитанию.


Ф.Ж. В детстве у меня был закадычный друг по имени Марио. Супер-Марио. Часто он ходил ко мне в гости, и мы играли в компьютер, в «Героев Меча и Магии III». Тогда я очень любил персиковый сок, настолько сильно, что хотел, чтобы весь мир, и в особенности Марио, разделил со мной эту любовь. Мы пришли с моим другом на кухню, и я ему говорю:

– Давай я покажу тебе напиток богов.

Наливаю ему стакан и себе стакан, выпиваю свой очень быстро. Когда он еле-еле допивает, я говорю:

– Давай еще, – и наливаю ему еще.

Он отвечает:

– Нет, пожалуйста, хватит, – но все-таки выпивает.

Я подбадриваю:

– Давай-давай, это очень вкусно!

Наливаю себе третий стакан, выпиваю и наливаю ему еще один; говорю:

– Ну все, заканчивай, – и убегаю в комнату играть в компьютер, оставляя Марио на кухне допивать свой чудесный напиток.

Через некоторое время Марио возвращается ко мне, и мы продолжаем играть. Проходит пара часов, мой папа возвращается с работы, приближается ко мне и говорит:

– Пойдем со мной.

Он ведет меня на кухню, сажает за стол и ставит передо мной стакан сока. Оказалось, что мой друг Марио сок не допил, он просто поставил стакан в раковину. Пока мы играли в компьютер, сок покрылся какой-то неприятной коркой, из-за чего стал ужасно неаппетитным. Папа говорит мне:

– Пей.

Я не хотел его пить, сидел и смотрел на этот стакан сока. А папа мне сказал еще раз:

– Пей.


Б.П. Это был воспитательный момент.


Ф.Ж. Да, воспитательный момент. Я, конечно, догадывался, в чем он состоит: «Не переводи продукты, цени деньги, которые мы зарабатываем» и т. д. У моего папы был пунктик на еду – нельзя просто так выкинуть хлеб. Я понимаю, что это история из его детства, про его отношения с едой. Конечно, я ничему не научился. После того как я просидел над стаканом и папа его вылил, моя любовь к персиковому соку прошла.

Когда я слушаю твою историю и вспоминаю свою, я думаю о том, что нам не обязательно перенимать педагогические методы родителей, которые и так не работают. Твой дед поступил правильно – он остановил цепочку телесных наказаний, и они больше не повторялись. Если бы он этого не сделал, кому-то другому пришлось прервать эту линию бессмысленных слез.

Справедливости ради, хочется сказать, что мой папа тоже больше не прибегал к таким методам. Спустя какое-то время в нашем доме стало возможным не доедать еду, выкидывать ее, выливать соки и лимонады. Однако кое-что оставалось запрещенным, например кидать яйца из окна, и слава богу! Благодаря этому строгому правилу многие головы (и костюмы) остались целы.

* * *

Б.П. Завершается повесть «Детство» внезапной и какой-то нелепой смертью матери. Она гуляла, промочила ноги, простыла и умерла. Дети с отцом спешно вернулись из Москвы в имение, но мама их уже не узнала. С ее смертью заканчивается детство Николеньки Иртеньева. Он смотрит на людей, присутствующих на похоронах, и понимает, что самое истинное горе испытывает Наталья Савишна, старушка, которая служила у мамы нянькой, когда та еще была маленькой девочкой, потом стала экономкой барского дома, но всегда оставалась ее главной помощницей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное