Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви

Вот так же и для Толстого. Литературная слава, богатство – все, к чему он стремился, стало ничтожным. Он написал два романа, «Войну и мир» и «Анну Каренину», которые стали вершиной аристократической литературы (их герои – князья и графья). А после понял, что такие романы – гадость. Потому что аристократы – это «паразиты русского крестьянства». И он паразит, который, чтобы стать счастливым, должен покончить с барством и жить как простой трудовой человек.

Толстой отказался от курения и алкоголя (как от барских привычек), перешел на простую крестьянскую пищу, стал вегетарианцем. Отказался от любимой охоты. Потом от слуги, стал сам одеваться и убираться в своей комнате. Труднее всего, как он сам признавался, было выносить и мыть свой ночной горшок.

Софья Андреевна, его жена, писала в дневнике, что Лёвочка (так она называла своего мужа) «теперь живет в своем имении не как барин, а как Робинзон Крузо на необитаемом острове»: возит в дом воду, рубит дрова, ходит в крестьянской рубахе…

То есть он опростился сам и очень хотел, чтобы за ним последовала семья. В доме тогда было большое количество слуг, гувернеров, дорогих вещей. Все это его мучило.

В 1884 году Толстой составил новый прекрасный коммунистический проект для своей семьи, собрал всех вместе и с воодушевлением сказал: итак, бóльшую часть дохода имений я предлагаю раздавать бедным, всю эту ненужную роскошь (мебель и фортепиано) тоже отдать; будем есть все самое простое, научимся обходиться без прислуги; станем работать, довольствоваться малым и делать добро другим… Ведь работать и делать добро – и есть истинное счастье!

Совершенно ошарашенные дети, которых всегда воспитывали настоящими «господами» (сам отец раньше запрещал им играть с крестьянскими детьми), его не поддержали. А жена, Софья Андреевна, так испугалась, что пригрозила пойти к царю, броситься ему в ноги и попросить защиты для себя и детей. То есть объявить Толстого безумным и забрать у него право распоряжения имуществом.

Это был удар для Толстого. Он тогда страшно мучился, чувствовал, что семья не просто его не поняла, а предала. В конце концов, он махнул рукой, решил, что пусть семья живет, как ей хочется, а сам он куда-нибудь уйдет. Летом 1884 года он сделал первую попытку уйти из дома. После очередного спора с женой о деньгах он собрал котомку и вышел пешком из Ясной Поляны. Жена его догнала и спросила, куда он идет. «Не знаю, куда-нибудь, может быть, в Америку, и навсегда. Не могу больше жить дома!»

Когда он вернулся, дома его ждала радость. Оказалось, что не все взрослые дети встали на сторону матери. Нежный мальчик Лёля, пятнадцатилетний гимназист, неожиданно поддержал отца, сказал: папа, я хочу следовать твоему учению, чтобы стать хорошим и добрым человеком (в те годы Толстой создал большое моральное учение, основанное на соблюдении заповедей Христа).

Софья Андреевна из послушной жены превратилась в непримиримого противника по всем вопросам, которые касались денег и собственности. Так началась тридцатилетняя война в семье, как ее называл Толстой. И дети (к 1884 году их было уже девять человек – старшему, Сергею, было девятнадцать лет, а младшая, Саша, только родилась) должны были выбирать сторону – между папой и мамой. «Идеи новые Льва Николаевича испортили мою жизнь и жизнь моих детей», – писала Софья Андреевна. Толстовцев, последователей учения мужа, она называла «темными» в противоположность «светлым», светским людям. И вот ее любимый сын, «тонкий мальчик» Лёля, стал темным. В своих поздних воспоминаниях он писал:

Я так увлекся учением отца, что все остальное отошло на задний план. Можно себе представить, как успешно я мог приготовлять греческий или латинский переводы или алгебраическую задачу после того, как в продолжение трех, четырех часов, до позднего вечера я просиживал в маленьких комнатках отца, с низкими потолками, где стояло густое облако табачного дыма и нельзя было разглядеть лиц собравшихся, но где шли горячие споры о новом учении, долженствовавшем спасти мир. Я вместе с табачным дымом пропитывался истинами, которые должны были искоренить зло и ложь жизни, и выше их не видел ничего. Что была моя жалкая гимназия рядом с великолепными задачами?