Бажов

Павел Петрович подошёл к часовому, стоявшему на набережной, и со своей теплой, чуть лукавой улыбкой спросил:

– А с часовым разговаривать можно?

Нахимовец сперва подтянулся и деловито посмотрел на нас, а потом молодость взяла своё. Глядя на Павла Петровича, он по-детски улыбнулся и сказал:

– Разговаривать нельзя.

Потом, – видно, уж очень его заинтересовал Бажов, – добавил:

– А спросить можно!

И тут же с мальчишеской хитрецой заявил:

– А я знаю, о чем вы меня спросите! О пушке?

Павел Петрович посмотрел на него из-под бровей, прикрывавших глаза, в которых играли весёлые искорки.

– Правильно. Военный человек всё должен знать. А часовой уж особенно…

На следующий день мы были в Зимнем дворце и осматривали Малахитовый зал.

Пострадавший от гитлеровских бомбардировок, этот зал непосредственно связан с одним из лучших сказов Бажова.

За окнами легко серебрились синие просторы величавой Невы. На противоположном берегу видны были приникшие к земле бастионы Петропавловской крепости, в казематах которой царское правительство тщетно пыталось задушить революционную мысль.

А здесь, перед нами, во всём его великолепии было это единственное в своем роде творение крепостных мастеров. Здесь всё говорило об изумительном искусстве тех, кого воспевал в своих сказах Бажов.

Легко возвышались у продольных стен малахитовые колонны, парами поддерживавшие лепной потолок. Посредине боковых стен расположились выложенные малахитом камины, глядя друг на друга через весь зал. Огромные зеркала, установленные над каминами, как бы раздвигали перспективу, отражая малахитовые колонны и пилястры, заменившие их у боковых стен.

Искусство творцов зала замечательно проявилось в том, как они здесь сумели всё подчинить малахиту.

Они отодвинули как бы на второй план пышные капители и базы колонн и пилястров, изготовленные из литой золочёной бронзы. Также на второй план отходили и золочёная лепка потолка и покрытая золотом затейливая резьба, в изобилии обрамлявшая шесть высоких двустворчатых дверей, отделанных бронзой с золотом.

Как полотно великого мастера не может быть заслонено самой пышной и затейливой рамой, окружающей его, так и здесь весь этот блеск, всё это золото лишь подчеркивало неповторимое великолепие единственного в мире камня, встречающегося только на далёком Урале, в царстве Хозяйки Медной горы.

Мимо нас шли отдельные посетители, проходили гурьбой экскурсанты, которыми всегда полон Эрмитаж. Внимательно осматривая малахитовый зал с его богатствами, все они поглядывали на Павла Петровича, углубившегося в свои думы.

На всём окружающем его здесь была видна рука творцов, которым он посвятил своё проникновенное слово.

В отблесках малахитовых колонн и пилястров, казалось, видны лица горных мастеров из его сказов, постигших самое душу камня и умевших раскрывать его чары так, что они продолжают волновать и в наши Дни.

Огромная малахитовая ваза, стоявшая в простенке между окон, вызывала совершенством своих форм и подбором рисунка малахита мысль о бессонных ночах Данилы, мастерство которого было столь совершенным, что считалось народом вынесенным из чудесных подземных садов.

Павел Петрович остановился у стола с малахитовой столешницей. В её полированной поверхности отражался, усиливая природную игру камня, своеобразный рисунок стоявшей на столе шкатулки.

Сентябрь в Ленинграде обычно хорош. На этот раз он был великолепен. За две недели пребывания Бажовых не пришлось увидеть даже малое облако.

– Самый солнечный город, оказывается, – не раз шутливо говорил Павел Петрович, усаживаясь в машину.

Две недели с утра до поздней ночи мы колесили по Ленинграду и его пригородам.

До Зеленогорска – по северному побережью и до Лебяжьего – по южному побережью Финского залива, пожалуй, не осталось сколько-нибудь примечательных мест, в которых не побывали бы мы в те дни.

Павел Петрович хотел увидеть буквально всё, чем богат и славен Ленинград и его окрестности.

Мы совершили много поездок в заводские районы. Неоднократно проезжали через площадь, в центре которой возвышается величественная фигура Сергея Мироновича Кирова.

Внимание Павла Петровича привлекал поистине новый город, выросший за годы советской власти на старой питерской окраине, носящий теперь имя С. М. Кирова.

Шедшие на очередную смену рабочие Кировского завода не раз встречали Бажова у огромного портала, украшающего вход на этот завод-гигант.

На Выборгской стороне много раз видали его рабочие идущим вдоль Большой Невки.

И везде Бажов находил слово, идущее к самому сердцу людей созидания, людей труда.

В Белом зале Дома писателей состоялась его встреча с ленинградцами. Зал был переполнен. Послушать и повидать творца уральских сказов пришли писатели и ученые. Особенно порадовало Бажова то, что в зале он увидел и ленинградских рабочих.

В своем вступительном слове я сказал о том, что очень хотелось бы видеть поставленный рядом с малахитовой шкатулкой хрустальный ларец, заполненный сказами о мастерстве сынов питерского рабочего класса, которыми всегда был славен город Ленина.

– Хрустальный ларец – это очень хорошо, – сказал Бажов.