Бажов

Несмотря на все таинственные легенды о несметных сокровищах, запрятанных в Азов-горе, отыскать их никому так и не удалось. Впрочем, я поспешил. Пару раз было! В сентябре 1939 года геолог Ботанов совершал экскурсию на гору с учащимися пятого класса Полевской школы № 1. На вершине восточного склона, в полутора метрах от кромки обрыва скалы, под которой находился ключ, под каменной плитой один из мальчишек обнаружил 44 древних бронзовых культовых изделия. А немногим позже в гроте на той же горе полевчане нашли десять медных фигурок, обращённых лицами на восток. Большая часть находок – птицевидные идолы. По поверью древних металлургов, эти летящие хищные птицы несли огонь солнца, необходимый для раздувания горна и получения драгоценной меди.

Об удачной находке полевчане сообщили Бажову. И это только на первый взгляд возникает вопрос – зачем? Причём тут Бажов? У кладоискателей никаких сомнений тогда не возникло, ведь в свою «поисковую экспедицию» они направились прямиком после прочтения упомянутого сказа, где и говорилось о сокровищах. Павел Петрович сообщением очень заинтересовался и приехал. Вот его описание подъёма на гору: «…трава высокая; порой целиком скрывает колёса. Воздух насыщен ароматом трав, цветов и жужжанием слепней. Слепней – мириады! Хорошо, что мы не воспользовались лошадью, которую нам предлагали на руднике. Слепни наверняка довели бы её до бешенства. Чем дальше, тем круче подъём. На пути часто попадаются огромные прелые колоды. Вот пень, в дупле которого могут без особого труда поместиться стоя два человека. Каков же был здесь лес лет двести-четыреста назад?..»[228]

Сегодня такого уже не встретишь, впрочем, и сейчас лес здесь необыкновенно красивый – уральский лес. А с вершины открывается потрясающий и невероятно атмосферный вид на окрестности: бескрайнее море тайги, горы и город Полевской. К слову, тогда по случаю приезда Бажова прямо на вершине был сделан уникальный фотоснимок. Интересно, что незадолго до того памятного события, перед войной, именно на Азов-горе тренировал свои альпинистские навыки будущая легенда советской разведки Николай Кузнецов. А вот и ещё одно обстоятельство, для горы весьма нехарактерное: в 1950 году она… запела! Композитор Алексей Муравлёв написал музыкальную поэму «Азов-гора». Её не раз исполнял симфонический оркестр. Подробнее эту историю расскажем в главе «Бажов и музыка».

Глава вторая Слёзная дорога

Уральские горы по каменным плитам
Ведут за собой нас в страну малахита.
В страну, где не счесть драгоценных камней,
В страну работящих и добрых людей.

Прекрасно сказано: «…в страну малахита… и добрых людей». Вот только где она, дорога в тот заветный малахитовый край? Не спешите поправлять меня – дескать, это аллегория, и дороги такой нет. Есть! Дорога туда есть, точнее, была! Её и сегодня можно найти в непролазной тайге, где-то меж берёз и сосен Полевского, в Сысертском районе. И у дороги той есть имя. В XIX веке в период расцвета этой транспортной артерии её называли «Слёзной». «Вот те на, – скажет читатель, – а как всё оптимистично начиналось»… Ну, что поделать! Даже из песни слова не выкинешь, а из названия тем более. Поэтому позвольте представить: Слёзная дорога из Сысерти в Полевской. Протяжённость 40 километров. Вот как её описывал Павел Бажов, которому путешествовать этим путём приходилось не единожды.

«Дорога не была безлюдной, но движение по ней носило чисто заводский, производственный характер. Из Сысерти чаще шли обозы порожняка; иногда везли металлический лом для мартеновского производства Северского завода и другие случайные грузы. Обратно… везли чугун… и мартеновскую болванку.

Правда, Урал здесь сильно понижен, но всё же это была горная дорога, притом совсем плохо сделанная… Во время своей первой поездки я, разумеется, не знал того, о чём написано выше. Привыкший в уральских условиях ко взгорьям и спускам на любой дороге, я тогда даже не заметил, что здесь был перевал из одного водораздела в другой. По-ребячьи лишь почуял, что после Липовского увала произошла какая-то перемена. Как будто до этого растительность была строже, суровее, а за Липовками стала мягче, кудрявее; появились бабочки неизвестной мне окраски; среди привычной зелени сосняка замелькали и бледно-зеленые листья кустарниковой липы; показались первые ели.

Крепко засели в памяти две дорожных стлани. Одна покороче, другая – её и звали Долгая стлань – тянулась верстами. Это был настил из жердей по затопляемым весною участкам дороги. Настил делался небрежно, из жердей разной толщины, очевидно, с расчётом засыпать этот настил сверху песком… Не только ездить, но и ходить по такому настилу из подпрыгивающих или исковерканных жердей было трудно»[229].