Для Украины с ее месторасположением, с открытыми равнинными границами и морским хабом описанное означает одно: ее государственное развитие напрямую зависит от экономического продвижения по Евразийской геополитической платформе. А ее центральное место на данной платформе несет в себе значительные транзитные выгоды. Любая идеология должна отступать на второй план или иметь обслуживающий, космополитичный характер, чтобы не создавать разности и не быть препятствием для транзита и торговли по всему пространству Евразийской геополитической платформы. Для успешного развития Украина должна быть страной-объединителем в экономической плоскости, как для западной, так и для восточной части платформы. В любом другом случае Украина будет провоцировать свое разделение между игроками на самой платформе только потому, что они захотят убрать существующие преграды.
Похожее положение Украины было в СССР при Владимире Щербицком со второй половины 60-х до второй половины 80-х годов XX века. Экономика страны пользовалась рынком сбыта и ресурсами всего пространства СССР, а также всей сферы влияния тогдашнего СССР. Украина была главным транзитером ресурсов Сибири в Европу. Украинский менеджмент присутствовал во всех сферах союзной деятельности. За эти 20 лет население Украины увеличилось на 10 млн. В стране находились высокотехнологичные и капиталоемкие предприятия. Торговый флот (Черноморское морское пароходство) был одним из самых больших в мире, если не самым большим, обслуживая весь СССР. Но над всем этим довлела советская идеология, жестко ограничивающая частную собственность на средства производства. То есть фактически экономика сдерживалась лишь отсутствием регуляции частной собственности, наличием идеологии. Украинский политический национализм не препятствовал развитию экономики. Первый украинский президент Л. Кравчук не стал Дэн Сяопином. Он не внедрил уважительную к истории парадигму, как в Китае «70 процентов хорошо, а 30 плохо». Не дистанцировал идеологию от экономики, а допустил постепенное скатывание государственной идеологии к примитивному популистскому политическому национализму. При нем в Украину начали активно внедряться западные грантовые фонды, ведущие пропаганду, якобы обеспокоенные возможной реставрацией коммунизма. Но на самом деле коммунисты Украины, в особенности их элиты, были уже капитализированы. То есть коммунисты не являлись коммунистами, а были мимикрирующей под коммунизм публикой, которая попробовала вкус обогащения. Либеральные демократии, прежде всего, боялись не реставрации коммунизма, а украинской экономики, так как она посредством мощных предприятий могла создать жесткую конкуренцию западной, переваривая ресурсы Сибири. Украина не смогла реализовать китайское экономическое чудо, потому как не решилась, отстаивая экономику, заменить идеологическую коммунистическую составляющую на более удобоваримую и соотносящуюся с ее геополитическим местом. Украина ушла в страдания истории о том, как ее «гнобили» и как она всегда старалась стать независимой. Независимой от чего? От ресурсов самой большой в мире платформы? Хотя Украина имела значительные большие стартовые шансы на успех, чем Китай. Вы только представьте мощную советскую экономику Украины с ее технологиями и предприятиями, научной базой в нынешних условиях капитализма. Ужас для США, если бы Украина смогла аккумулировать транзитные трансевразийские потоки и стать объединителем Евразийской геополитической платформы – это бы перевернуло доминанту морской парадигмы на сухопутную. Поощрявшие «демократические реформы» либеральные демократии давали кредиты на жизнь, но рынки свои не открывали. Они фактически до сих пор закрыты, ограничены квотами и прочим. Зато рынки постсоветского пространства стали открытыми, на них хлынул поток ширпотреба, который коллективный Запад начал производить в более «умном» Китае. Китае, который смог «выторговать» себе позицию мировой фабрики в обмен за отказ от экспансии коммунистической идеологии, а не следовать идеям «шоковой терапии» Джеффри Сакса.