Базис. Украина и геополитика

Самым тяжелым «элементом пропаганды» было ношение формы, пионерских галстуков и строгих причесок. Форма была однозначно обязательной. За всё время Совка и учебы в школе я не помню, чтобы кто-либо приходил не в форме во время постоянной учебы. Пионерские галстуки и светлые рубашки напрягало гладить, но некоторые особо спешившие не гладили, хотя это было «не комильфо». Вообще, родители прежде всего старались, чтобы мы выглядели аккуратно, чисто и выглажено. Если кто-то ходил «свиньей», значит, по недосмотру родителей. Но у нас в классе такого я не помню. Самой большой проблемой являлись прически – они должны были быть строгими у девочек, а у мальчиков и коротко стриженными. Девочкам не рекомендовалось красить волосы и делать макияж. Если макияж был сильно заметен, вызывали родителей и устраивали профилактические беседы. Красить волосы в зеленый, розовый и прочие ярких цветов не разрешали. Только в конце 1980-х, когда начался процесс развала Совка, школьники последних классов за все накопленные семьдесят предыдущих лет начали фантазировать и извращаться с прическами и их цветами, желая выделиться и показать свою индивидуальную исключительность. По моему мнению, тогда был вверх китча и безвкусицы, потому как слишком контрастное выделение говорит о гормональной экспрессии в организме. Девочки больше всего страдали от регламентируемой длины юбок. Все хотели мини, но разрешалась длина не выше колен. Спор уходил туда, где начиналось колено. Многие всё же носили мини-юбки, что до сих пор вызывает у меня сумбурные воспоминания, не связанные с учебным процессом. Но все равно все ходили в форме, а девочки достаточно красиво, хотя и не эксклюзивно, выглядели в выглаженных и накрахмаленных белых фартуках времен начала века во время торжеств (в обычные дни передники были черными, в торжественные – белыми). Иногда я так привыкал видеть девочек в форме, что обычная одежда меняла их до неузнаваемости на маевках, субботниках или вне школы.

Моим любимым преподавателем в школе была учительница английского языка и одновременно завуч Коробко Ада Моисеевна. Многие ее не любили и боялись из-за строгости. Но мне она нравилась по причине справедливого отношения и энциклопедических знаний. Ада Моисеевна никогда не позволяла себе просто так кричать или выказывать недовольство, а всегда четко аргументировала свои претензии и требования. И они были справедливы и логичны. Она акцентировала на этом внимание. Но более всего учительница переживала за предмет и жаждала привить нам интерес к знаниям и познанию в общем. Она не просто преподавала, но преподавала с интересом, разжигая в учениках желание узнать что-то новое, формируя взаимосвязи между знаниями, логические цепочки, замечая при этом то, что было индивидуально интересно каждому. Например, не просто заставляла учить на память английское слово, а проводила параллели с его этимологией или как это слово употребляется в других языках, какие с ним связаны истории или книги. Она учитывала индивидуальные особенности интересов ученика и связывала их со знаниями, которые она прививала. «Адочка» – так называли ее те, кому она импонировала, часто путешествовала, как переводчик, и обычные уроки английского часто превращались и окрашивались в цвета географии, истории, литературы и даже философии. Если она видела, что ученик интересуется каким-либо школьным предметом, она всегда развивала его влечение, увязывала его со своим предметом. Ее домашняя библиотека располагала значительным количеством книг, и Ада Моисеевна могла дать свою личную книгу ученику для прочтения. Она всячески подогревала интерес к знаниям и получала от этого значительное удовольствие: испытывала радость от того, что действительно вложила в голову ученика определенный объем знаний. Было интересно наблюдать, как светилось ее лицо, когда кто-то ей блистательно отвечал. В то же время она ненавидела лицемерие, обман, равнодушие, различные «петляния» и лень. За лень меня чаще всего и отчитывала. В ярости метала молнии и была похожа на фурию. Ее укороченные густые кучерявые черные волосы как будто распрямлялись и превращались в волосы мифической горгоны, и, казалось, от мести этой эринии нигде не спрятаться. Адочку боялись и уважали даже самые отъявленные хулиганистые и апатичные школьники. И если многим нелюбимым преподавателям из-за обиды ученики могли сделать пакости, то ей таких пакостей я не помню, потому как она действовала справедливо и обоснованно. Для меня Ада Моисеевна была не просто учителем, а человеком с большой буквы, человеком с огромной душой.