Очень от ученических пакостей страдал учитель истории Василь Васильевич Бубенщиков, так как он был слеп и в минуты, когда оставался без сопровождающей его практикантки, ему всячески наносили вред, в том числе и физически, дав щелчок по лбу или привязав шнурки к стулу. Это было редко, противно, а подавляющее большинство учеников осуждало такое и считало низостью. В нашей параллели его никто особо не обижал, а вот старший класс был довольно отчаянный, о его проделках знала вся школа, этим, бывало, занимался. Впоследствии Бубенщиков стал достаточно известным человеком в Украине из-за своих националистических и жестко антисоветских взглядов. Он активный участник развала Совка, и сегодня у него берут интервью, как при СССР у ветеранов. Еще в советские времена он своеобразно преподавал историю, которую действительно хорошо знал, но акцентировал внимание на том, что ему было выгодно. К нему относились в школе с сочувствием и пониманием, потому как считали, что «антисоветчина» исходит из личной обиды, связанной с потерей зрения. Страшно и одновременно странно, когда вся жизнь человека прошла в обиде на молодость или мне это только показалось. Общаясь с ним на уроках, можно было заметить по мелким колкостям, замечаниям, упоминаниям его глубокую обиду, выросшую в ненависть к Совку.
Но более всего издевались над Нинель Валентиновной – учителем черчения. Нет, не явно, а за глаза. Как представлялось мне тогда, это была фанатичная сталинистка, требовавшая жесточайшего порядка. Если не ровно лежали карандаш или линейка на черчении. Если карандаши на чертежах. Если на парте предметы, не связанные с черчением. Если не ровно стал или не четко отвечал. Если в чертеже была неточность хотя бы на миллиметр или неправильный размер и наклон шрифта описания. Всё это гарантировало двойку. Чертеж на пятерку сегодня бы, наверное, сделал бы не каждый принтер. Порядок, доведенный до абсурда, объяснялся требованием точности черчения как науки. Все знали, что ее сын участвовал в строительстве космодрома Байконур, «при проектировании которого любые ошибки и неточности в чертежах могли принести фатальные последствия и потери не только для космонавтов, но и для всей любимой нами Советской Родины». Единственной возможностью иметь хорошую оценку по черчению была явная показательность в заинтересованности в предмете. Поэтому ученики были вынуждены ходить за учительницей толпами на переменах, делая вид, что без черчения жить не могут. Всё это выглядело довольно циркообразно. Отчаявшиеся получить у нее четверку пакостили ей безмерно и при любой возможности. Бывало, что ее кабинет в школе по несколько дней стоял без единого стекла в окнах – их полностью выбивали. Сам кабинет напоминал пустыню с партами, потому как все наглядные материалы и пособия были спрятаны под замок, другие нещадно уничтожались и похабились. Если оставался какой-нибудь ею недопитый кефир, во время минутного ее выхода в стакан быстро досыпался мел. Обувь жестко связывалась шнурками. Доска иногда натиралась парафином (а это был скандал на всю школу, поэтому парафином проводили лишь полоску). Ее ничто не останавливало, а она успокаивала себя (у нее был железный характер), что выведет всех на чистую воду и добьется даже вопреки желаниям учеников знания ее предмета.
Иногда во время ее дежурства по школе она устраивала массовые занятия физкультурой на школьном дворе, и человек двести приседало под ее четкий, резкий, командный голос: «Делай раз, делай два, делай три, делай четыре!». Это выглядело футуристично и забавно, многие не выдерживали происходящей массовой фантасмагории и смеялись. А она подбадривала: «Эй, а ну на соседа не заваливайся». А ученик специально заваливался на соседа, ухахатываясь. Но угроза получить по черчению двойку все-таки дисциплинировала, и даже восьмые классы, разминая руки, громко и четко повторяли считалку, как первачки: «Наши пальчики устали».
В то же время за ребят, у которых Нинель Валентиновна была классной руководительницей, она стояла горой. Они были для нее лучшими учениками в школе, и она везде и во всем их рьяно отстаивала и защищала. Поэтому, когда я разговаривал с учениками ее класса на тему: «Не сошли вы там еще с ума с Нинель Валентиновной?» – они обычно отвечали: «Вы её просто не понимаете, она барышня, конечно, со странностями, но не хуже, чем все остальные, и в обиду нас не дает». Кстати, именно в ее классе было множество хулиганов, которых она защищала до последнего перед другими учителями.