Бедлам как Вифлеем. Беседы любителей русского слова

И. Т.: И в финале «Путешествия в Армению» появляются овечьи кошары – перед самым трагическим финалом о царе Аршаке, погибающем в плену у ассирийца. А на каком фоне появляется в «Египетской марке» этот процитированный нами пассаж: Парнок видит самосуд революционной толпы, жертву ведут топить в Фонтанку. Так что герой «Египетской марки» не социальную свою неполноценность ощущает – выведут, мол, из квази-светского салона, – а угрозу, нависшую над каждым. Вот это и есть главный итог, главный тон революции.

Б. П.: Пресловутая ее «музыка», которую призывал слушать Блок. Да, вот это, пожалуй, нужно выделить у Мандельштама, здесь открывается единство его поэтики и его судьбы: отсутствие иллюзии классического завершения, гармонического конца.

Хотя и храбрился, как в стихах на новый 1924 год: «Чего тебе еще? Не тронут, не убьют».

И. Т.: Я предлагаю вспомнить одну работу о Мандельштаме, написанную еще в 1929 году, но тогда не напечатанную, а появившуюся уже в наше, постсоветское время. Работа, мне кажется, исключительной важности. Ее автор Борис Бухштаб, впоследствии профессор различных питерских гуманитарных вузов. А тогда ему было еще 25 лет. Бухштаб принадлежал (вместе с Лидией Гинзбург, они всю жизнь дружили) к поколению младоформалистов – студентов Ленинградского института истории искусств. Многообещающее было поколение, которому не дали развернуться.

Б. П.: Да, я тоже справился о Бухштабе в сети: писал всю жизнь о таких предметах, как стихи Добролюбова, или о Некрасове, о котором было написано больше чем надо (и в основном не то, что надо). А ранняя работа его о Мандельштаме совершенно замечательное произведение. Он дал стопроцентно верную формулу поэзии Мандельштама – классическая заумь.

Вы вспомнили эту работу, так и дайте ее репрезентацию.

И. Т.: Бухштаб в начале напоминает, что Мандельштама считают «неоклассиком», видят в его поэзии торжественный одический строй старинной русской поэзии, державинскую традицию.

Б. П.: Да, да, вот и Цветаева ему писала: «Что вам, молодой Державин, мой невоспитанный стих».

И. Т.: Конечно, это справедливо для Мандельштама эпохи «Камня», его первой книги. Но Бухштаб писал свою работу в двадцать девятом, ориентируясь на последнее, двадцать восьмого года, издание стихов Мандельштама, в которое были включены и Tristia, и стихи 1921–25 годов. А это уже совсем другой Мандельштам, он очень резко сменил поэтику после «Камня». Но Бухштаб обращает внимание еще на одно обстоятельство: в различных изданиях своих стихов, в том числе ранних, вот этих «классицистических», Мандельштам часто убирал, а то и вставлял разные строфы. При этом стихи как бы не менялись, продолжали звучать как целое. Это и говорит о том, что Мандельштама нельзя считать классиком, классицистом, ибо стихи такого склада существуют в целостности своего построения, в них нет лишних строф и строк, да и добавить к ним ничего нельзя, не нарушая их целостного строя. А вот Мандельштам делает и то, и другое. То есть у его стихов никогда и не было установки на классическую завершенность, поэтика Мандельштама – это поэтика фрагмента.

Б. П.: Так и о Тютчеве говорили: с одной стороны, одический звук, с другой стороны – фрагментарность. Тынянов об этом писал.

И. Т.: А с Тютчевым, кстати, самого Мандельштама не раз сравнивали, и он сам говорил о своей глубокой любви к нему.

И еще одно очень важное у Бухштаба. Он говорит об ослаблении смысловой связи в стихах Мандельштама. Единство его стихам придает их лексическая окраска. Мандельштам любит слова торжественные, важные, архаически звучащие – причем, всегда, и в «Камне», и в позднейших стихах. Вообще Мандельштам считал, что слово не сводится к его прямому смысловому значению, и здесь был явный отход Мандельштама от принципов того самого акмеизма, к которому он вроде бы принадлежал. В одной статье акмеистического периода он писал, что слово не равно означаемому предмету, оно ищет этот предмет, по пути множа свои смыслы, оттенки смысла.

Б. П.: Эти его слова – о многозначности слова помимо его прямого смысла – один в один теория Тынянова, его «Проблем стихотворного языка»: поэзия живет боковыми значениями слова. Но, конечно, здесь не следование поэта сторонней теории, а теория, построенная на конкретных наблюдениях за стихом.

И. Т.: Слово ищет свой «милый дом», писал Мандельштам в той статье. Но тут я хочу прямо процитировать статью Бухштаба: