Бедные углы большого дома

На третій день посл похоронъ, содержательница школы въ большомъ дом, госпожа Скрипицына или mademoiselle Skripizine, какъ называлъ ее учитель-французъ, сидла въ ожиданіи сбора ученицъ въ своемъ кабинет-гостиной и такъ чинно, граціозно и медленно пила недорогой кофе, что если бы въ комнат имлось постороннее лицо, то можно было бы предположить, что она не пьетъ, а только даетъ урокъ, какъ должно пить кофе благовоспитаннымъ людямъ съ развитымъ вкусомъ. Можетъ-быть, это и въ самомъ дл была репетиція урока, если не самый урокъ. Предположеніе, тмъ боле похожее на истину, что и самая дорогая чашка, изъ которой пился недорогой напитокъ, боле походила на красивую игрушку, нежели на настоящій, назначенный на полезное употребленіе, сосудъ. Госпожа Скрипицына считала себя аристократкой по происхожденію и потому была ревностной помощницей нашего общества въ его ожесточенной войн противъ грубаго и убивающаго всякія выоокія стремленія утилитаризма. Ея глаза, когда опустла игрушка, — на что, при всей убійственной медленности, не требовалось много времени, — неторопливо и съ приличной мыслящимъ людямъ задумчивостью, устремились на письменный столь; съ него взялась французская книга: «Мученики христіанства Шатобріана», развернулась наудачу и положилась на колни. Сдлавъ это, наставница продолжала попрежнему смотрть на столъ и не думала читать; вроятно, оно такъ и слдовало, потому что и книги бываютъ разныя: иную нужно прочесть, другую подержать на колняхъ. Впрочемъ, и столъ госпожи Скрипицыной заслуживалъ вниманія и могъ оторвать человка отъ любой книги. Онъ былъ искусно сдланъ изъ орховаго дерева и окруженъ точеными перильцами. Посредин его стояла чернильница, отлично поддланная подъ бронзу и проданная за бронзовую; около нея такіе же подсвчники; дале лежало нсколько прессъ-папье, изображавшихъ голову араба, женскую руку, ящерицу и тому подобные крайне интересные предметы; передъ чернильницей лежалъ отдланный перламутромъ портфель для почтовой бумаги и три перламутровыхъ съ затйливою рзьбою ножа. Въ углахъ находились портреты въ красивыхъ рамкахъ, около нихъ виднлись вазочки для перьевъ и карандашей, и стоялъ красивенькій бронзовый мальчикъ, державшій термометръ. Единственное пустое мсто занималъ томъ путешествія ко святымъ мсяцамъ Авраама Норова. Норовъ лежалъ иногда на Шатобріан, иногда же, наоборотъ, Шатобріанъ лежалъ на Норов; это длалось прилично случаю, то-есть смотря по тому, говорили или нтъ по-французски постители Скрипицыпой. Неизвстно, какъ находилось мсто на этомъ стол, если нужно было написать письмо, но писанье писемъ — утилитаризмъ, потому объ этомъ не стоитъ и говорить. Не видавъ этого стола, даже трудно поврить, что онъ могъ помстить такую кучу предметовъ, безъ сомннія, необходимыхъ, такъ какъ иначе зачмъ бы имъ было и лежать на стол и заставлять какого-нибудь новаго Сизифа въ юбк заниматься ежедневно сметаніемъ пыли съ безполезныхъ вещей? Пыль же сметалась съ каждой вещицы каждый день. Но не одинъ этотъ столъ отличался изумительною вмстительностью. Вся комната казалась на первый взглядъ свжему человку складочнымъ магазиномъ, и нуженъ былъ нкоторый промежутокъ времени, чтобы понять, что это дйствительно жилой покой, а не магазинъ, что и восхитительная козетка, стоявшая посредин комнаты и являвшаяся на первомъ шагу постителя баррикадой къ дальнйшему шествованію, была столь же необходима, какъ дв пустыя урны у оконъ, какъ на стол у зеркала изящное блюдечко съ визитными карточками, съ которыхъ тоже стиралась пыль, какъ фальшивый каминъ, какъ портретъ Авраама Сергевича Норова, висвшій надъ письменнымъ столомъ, какъ десятки дорогихъ растеній въ не мене дорогихъ горшкахъ и ршеткахъ орховаго дерева, однимъ словомъ, все въ комнат было не мене необходимо, чмъ сама госпожа Скрипицына. Да не подумаетъ читатель, что я злостно хочу унизить одну изъ моихъ героинь, намекнуть на сходство ея сердца съ складочнымъ магазиномъ, съ пустою урною или съ блюдечкомъ для визитныхъ карточекъ. Совсмъ нтъ! Я, говоря это, даю понять, что создательница воплотила себя въ своемъ созданіи, и соглашаюсь съ преданнымъ ей душой и тломъ учителемъ-француаомъ, нердко восклицавшимъ: «Глядя на эту комнату, чуешь присутствіе de mademoiselle Skripizine!» Не знаю, о чемъ она думала во время нашей прогулки по ся комнат, можетъ-быть, присутствіе назойливыхъ соглядатаевъ, вторгающихся въ чужія владнія, помшало ея геніальному уму придумать новое украшеніе для своего жилища. Но намъ легко успокоить свою совсть, такъ какъ слдомъ за нами къ ней вошла ея горничная и доложила о приход Авдотьи Игнатьевны.

— Кто она? — спросила mademoiselle Skripizine, не безъ ловкости щуря глаза, надъ которыми хотя и не имлось бровей, но тянулись по тлу тонкія черныя полоски.

— Въ нашемъ дом живетъ-съ, комнаты жильцамъ отдаетъ.

— Баба какая-нибудь?

— Баба-съ. Я вамъ, сударыня, говорила-съ вчера объ ней, какъ у нея…

— Ахъ, какъ ты наивна, Даша! Неужели ты думаешь, что я слышу и помню все то, что ты мн болтаешь по вечерамъ? — сострадательно улыбнулась госпожа Скрипицына.