Бег в золотом тумане

   -- Ладно, ладно, не надо об этом. Ничего этого не было. Бабек мне сказал, что мать с тёткой вступились за тебя. Врал, значит! Зачем? Выгородить, что ли хотел? Ну - ну, Бабек! Добрая душа! А как твоя мать здесь очутилась?

   -- Я люблю тебя! -- тихо сказала Лейла.

   -- Давай сядем, я устала!

Мы сели на теплый, согретый солнцем камень, обнялись, и она рассказала о приключениях своей матери:

   "После возвращения из Мешхеда, Фатима объявила властям о похищении мною ее дочери. О моем исчезновении и возможной связи с контрабандой наркотиками они сразу же сообщили в Российское представительство. Мое дело было передано уголовной полиции, та провела расследование. Стрелочником оказался Шахрияр, но родственники, в том числе и Фатима, выручили его, - все как один заявив, что в Мешхед он был взят мною, как и Лейла, в качестве заложника. И всю дорогу, в том числе и на КПП, на котором нас задержали ночью, я угрожал им гранатой. Шахрияр же сказал следователю, что сейчас я, наверное, нахожусь в Москве.

   Оставшись ни с чем, Фатима совсем взбесилась, и предприняла немыслимую авантюру!

Достала себе и своей сестре разрешение на поездку в Россию по семейным обстоятельствам. Доверить поиск сбежавшей парочки компетентным российским органам она не могла. Удавкин дал ей все мои адреса, в том числе -- и Веры. Приехав в Россию, "поседевшая от горя мать", сразу же бросилась к моей бывшей жене, но "концов"

не нашла. Моя же мать, каким то чутьём сразу определила, какие проблемы терзают Фатиму, и сразу же пообещала близко познакомить ее со своим свирепым зятем - кавказцем.

   В Иране хорошо знают необузданность бывших советских подданных, и Фатиме ничего не оставалось, как обратится в свое посольство.

   Дипломаты поехали на Петровку и выяснили, что в России и СНГ я не значусь и, вообще, формально нахожусь в Исламской республике Иран. И тут ей пришла мысль о возможном нашем нахождении в Таджикистане.

Она прилетела в Душанбе первым же самолетом, предварительно позвонив в Тегеран и узнав от Удавкина имена моих тамошних друзей, знакомых и номера их телефонов. В Таджикской столице случилось персональное для Фатимы чудо. В иранском представительстве она наткнулась на человека, основной обязанностью которого было слоняться по улицам города и всё видеть, слышать, запоминать. Этот

"Шерлок Холмс" рассказал ей, что неделю назад он видел на Путовском базаре девушку в родном иранскому сердцу наряде и пошел за ней. У мясных рядов - Аллах свидетель, он услышал ее фарси, и

понял, что его внимание привлекла иранка. От базара до Лешкиного жилища -- двадцать пять минут ходьбы, и он проводил ее, оставшись незамеченным.

Узнав все это и прихватив с собой нескольких милиционеров, Фатима с

азартом бывалого охотника тут же бросилась в Суворовский барак, но нас уже не было. Мы уехали в Рамит часом раньше. Суворов вежливо сказал им, что мы отбыли или в Москву, или во Владивосток. Но милиция не поверила и провела допрос с пристрастием. Лешка, не эная, конечно о наших нагзских осложнениях, признался, что мы, наверное, рыбачим на Сардай-Мионе... Люди в серых шинелях, естественно, были против непредсказуемых издержек преследования преступников в высокогорных условиях и были таковы.

А. что Фатима? Вместо того, чтобы заняться в Таджикской столице

пропагандой образа жизни исламских ортодоксов, и обращать в истинную веру испорченных Советским влиянием правоверных, она едет в Рамит и, наняв там машину, направляется в Нагз. Подозреваю, что далеко не материнские чувства владели ею безраздельно. Только неудовлетворённая страсть может подвигнуть женщину на такое глобальное преследование!

   Так вот, в Нагзе она, конечно, знакомится с Резвоном, который только что осушил селевое озеро и мечтал "осушить" наши тела и души. Они бросаются в погоню, на перевале теряют двоих, хотят уже вернуться, но тут, о Иншалла, на них натыкается Бабек со своей прекрасной наложницей"...

   ***

К обеду мы были около штольни. Нас встретила Наташа. Все остальные были в рассечке. Приказав Фатиме приготовить что-нибудь к обеду, я привязал трофейных ишаков на мочажине рядом с братьями по разуму, и начал устраивать место отдыха для Лейлы. Ей явно надо было поспать. Оставив ее под присмотром Наташи, я пошел к ребятам.

Выслушав мой рассказ, и немного позубоскалив надо мной и Фатимой, они сделали вывод:

   -- Это, наверное, Абдурахманыч приказал долго жить! Жалко мужика,

пробормотал Сергей, пытаясь скрыть довольную улыбку.

   -- Ну и хрен с ним! Баба -- с возу, кобыле легче, -- Житник радостно захохотал, с любовью рассматривая в луче фонарика самородок замысловатой формы. Бережно положив его в карман, он добавил:

   -- А с Бабеком не соскучишься! Если бы он шлепнул шестого, я бы его в эадницу поцеловал... А теперь его самого в Нагзе шлепнут и нас в Душанбе, может быть, искать станут. А как ты думаешь, Черный, пойдёт на нас местный народ, когда узнает о золоте?

   Я его успокоил: