Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)

- И я хочу, чтобы не узнал. Понятно? Не смей болтать об этом. Особенно Лесли.

- Не буду. Тем более с Лесли я поругался.

- Сильно?

- Похоже да.

- Из-за чего, позволь поинтересоваться? Она опять короткую юбку надела или снова предпочла Питера Паркера?

- Из-за тебя, - он поморщился и отвернулся. Ясно. Наверное, обсуждали нас с Гвен.

- И что же я такого сделал для вас? Она посчитала меня интересней? Я всегда вызывал интерес у девчонок больше, чем ты…

- Я сказал, что Гвендолин ведет по отношению к тебе, как капризная дура и последняя эгоистка.

Я почувствовал, как мои зубы скрежетнули от злости.

- Надеюсь, Лесли тебе дала по роже за это.

Даже сейчас, я все еще защищал Гвендолин. Ну, когда наступит отрицание ее? Когда я начну ненавидеть?

Рафаэль хмуро закивал, закусывая губу и отворачиваясь.

- Я не понимаю, почему вы так ее оберегаете? И, наверное, никогда не пойму…

- И не надо. Рафаэль, оставайся просто мне братом, я большего не прошу. Я не хочу, чтобы мои поступки оттолкнули тебя от меня, как Фалька от Пола.

- Обещаю. Обещаю быть тебе братом всегда.

- Вот и отлично.

***

Когда она родилась, то сломала систему своим существованием. Само появление уже было чудом: ломала бессмертие Сен-Жермену, ломала мою жизнь, ломала привычное вчера-сегодня-завтра, ломала саму себя. Программисты назовут ее ошибкой в системе, верующие – чудом, я – Гвендолин.

Я мчался к ней домой, взяв мотоцикл у Рафаэля. Сердце бешено отстукивало свои последние осмысленные удары, вторя безумной скорости байка. Сначала я не хотел ехать за Гвен, отделавшись смс «приезжай к часу на элапсацию», но мысль, что сегодня последний день, где есть я и она в одной реальности, и что больше я ее не увижу, ломала всю мою гордость и попытки отстраниться. Всё было приготовлено - я вырыл себе могилу, а сейчас точил нож.

Вчера вечером перед тем, как напиться, я сделал последние дела: собрал нужные бумаги, лекарства и добыл рубин.

Да уж. Оказалось, что добыть рубин намного проще, чем пробраться к хронографу или выкрасть пациента из больницы. На третьем этаже его поместили во вторую секцию хранилища, где доступ имели лишь путешественники и Ближний круг – очень безответственно с их стороны. Я бы спрятал в третью секцию, в ту, к которой имеет доступ только Фальк, чтобы не было искушения у какого-нибудь влюбленного психа выкрасть камень ради девушки, чтобы вернуть ее в прошлое.

- Профессор Шульц?

- Гидеон? – он стоял возле входа в хранилище и удивленно на меня смотрел.- Я смотрю, мы с вами стали часто сталкиваться в Темпле. А ведь раньше мы даже друг друга не знали, будучи в одном здании.

Он засмеялся, удивленный превратностями судьбы. Я замялся, не находя в этом ничего интересного: бывает такое, я бы даже сказал, бывает и не такое.

- Что вас сюда привело?

- Да так. Один предмет нужен. Дядя забрал мой персидский кинжал. Я понимаю, что он принадлежит Ложе, но я очень привык к нему. Очень хороший кинжал. Оружие удобное. Такое сейчас не делают…

- Кинжал? А зачем вам кинжал? – я пытался придумать новую ложь, взамен правды, что в последний раз этим кинжалом я открывал банку анчоусов, а еще что на самом деле он вовсе не нужен. Мне нужен камень, который хранился в сейфе.

- Понимаете, я никогда не прыгаю в прошлое без оружия. А оружие у меня должно быть. Сами помните, пару недель назад меня избили, а я даже защититься не мог.

- И вы решили, что кинжал бы вам помог тогда? – он смотрел на меня как на мальчишку, выпрашивающего у учителя рогатку.

- Да. Думаю, помог. По крайней мере, с ним спокойней. А вы зачем здесь?

Мне хотелось сменить тему и прекратить оправдываться.

- Я к портрету! Дама в Бордо все манит меня.

- Дама в Бордо. Портрет здесь?

- Да, мистер де Виллер выкупил его на прошлой неделе у барона Скайлза. Говорит, что такими артефактами грех разбрасываться. Теперь портрет в хранилище, во второй секции, кстати, рядом с кинжалом.

Он рукой пригласил войти во вторую секцию, которая напоминала музей и библиотеку одновременно. Холст сразу при входе бросался в глаза, так как картина была большая, по крайней мере, сейчас мне так казалось. Шульц мечтательно, как влюбленный мальчишка, пришедший на свидание, с улыбкой на губах откинул ткань и уставился на портрет. Я же наоборот отвернулся, будто передо мной открыли разлагающийся покалеченный труп. Я ненавидел портрет. По крайней мере, в таком виде я Гвендолин не переносил. Картина отталкивала, напоминала слишком много страшных моментов, которые я с удовольствием удалил бы из своей памяти. Пока Шульц зачарованно разглядывал холст Гейнсборо, я открыл большой сейф, с помощью ключа, взятого у миссис Дженкинс: камень лежал рядом в специальной коробочке, чуть ниже валялся персидский кинжал. Я схватил оба предмета.