Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг.

Превосходство национал-социалистической пропаганды над демократической лежит в полном преобразовании культуры в сумму потребительских товаров. Демократия никогда не может полностью отделять пропаганду от истины, потому что здесь конкурируют пропагандистские машины, и они должны в конечном счете доказать свою ценность фактической работой в общественной жизни страны. У национал-социализма нет никакой политической или социальной теории. У него нет никакой философии и никакой заботы об истине. В данной ситуации он примет любую теорию, которая могла бы оказаться полезной; и он отбросит эту теорию, как только ситуация изменится. Национал-социализм является и капиталистическим, и антикапиталистическим. Он является авторитарным и антиавторитарным. Он будет сотрудничать с любой группой в армии или бюрократии, которая поддается национал-социалистической пропаганде, но он не будет смущаться заигрывать с антиавторитарными движениями, когда это более целесообразно. Он обещает освобождение расовым меньшинствам и пожертвует любым меньшинством, если правительство данной страны будет готово сотрудничать с Германией. Национал-социализм за аграрную реформу и против нее, за частную собственность и против нее, за идеализм и против него.

Такая разносторонность недостижима при демократии. Национал-социалистическая пропаганда всегда будет выше, потому что национал-социалистическая культура является пропагандой и ничем иным, в то время как демократическая культура — это разнородная смесь. Национал-социалистическая пропаганда может быть разбита не демократической сверхпропагандой, но только более совершенной демократической политикой, которая устранит уязвимые места.

Еще хуже то, что попытки бороться с фашизмом прежде всего пропагандистскими методами почти неизменно связаны с отказом от демократических убеждений. Недавняя работа Сергея Чахотина — показательный пример.[861] Он делит население на 10 % обладающих активной позицией и 90 % тех, кто «склонен к лени или устал, или все его внимание поглощено трудностями повседневной жизни», и таким образом опускается до простого биологического уровня. Если демократия остается на этом биологическом уровне, а 90 % будут не чем иным, как орудием, управляемым пропагандой, то сила и власть будут предпосылкой успеха. Чахотин это допускает.

В самой Германии национал-социалистическая пропаганда имеет иные цели, чем простое проникновение в уязвимые места. Через синхронизацию всей культурной деятельности национал-социализм удерживает немецкий народ в постоянном напряжении. Настойчивый акцент на активности вместо мышления означает, что у людей никогда не будет свободы и времени, чтобы мыслить самостоятельно. Действие без мысли возможно, только если это направляемое и контролируемое действие, за исключением кратких периодов подлинной спонтанности масс. Таким образом, контролируемое действие — это ложное действие, так как действует не человек, а бюрократическая машина. Такова технология национал-социализма — придавать деятельности авторитарного аппарата видимость спонтанной деятельности масс. Первоначально она была разработана на национал-социалистических массовых собраниях. Гитлер говорил в «Mein Kampf»:

«И тут-то именно приходит на помощь массовое собрание. Картина большого собрания, состоящего из людей одного и того же настроения, большей частью действует одобряюще на человека, только еще собирающегося вступить в ряды нового движения… Когда человек попадает на большое собрание или на большую демонстрацию, это не только подкрепляет его настроение, но дает ему определенную связь с единомышленниками, вырабатывает в нем корпоративный дух. Если данный человек является только первым сторонником нового учения на давнем заводе, в данном предприятии, мастерской и т. д., то ему иногда приходится трудновато и он подбодряется, когда видит, что он является солдатом большой армии, членом обширной корпорации. Это ощущение он впервые получает только тогда, когда попадает на первое большое массовое собрание или массовую демонстрацию. Из своей маленькой мастерской или из своего большого предприятия, где отдельный человек, однако, чувствует себя совсем маленьким, новый сторонник нового движения впервые попадает на массовое собрание. Тут он сразу видит тысячи и тысячи людей того же настроения. Его сразу окружает атмосфера шумного энтузиазма, свойственная собранию, где присутствует три-четыре тысячи человек одного лагеря. Эта атмосфера увлекает. Очевидный для всех успех собрания пробуждает подъем и в этом новом посетителе и впервые окончательно освобождает его от живших еще в нем внутренних сомнений. Человек невольно поддается тому волшебному влиянию, которое мы называем массовым самовнушением».[862]