Беглая

Это было совершенной дикостью, но я хотел видеть лишь одну женщину. Единственную! Будто другие перестали существовать. За все это время я не притронулся ни к одной из новых Теней. Разум тоже меня не интересовала. И порой казалось, что я замечаю обиду в ее черных глазах. Но Тень не имеет на это права. В бешенство приводило другое. Без сомнения, через пару-тройку месяцев этот брак неизбежно будет заключен, никуда не деться. Но начнутся поползновения иного рода. Отец станет требовать наследника. От женщины, на которую я не хочу даже смотреть…

Агринон все говорил и говорил, мотыляясь в своих одеждах, как соломинка в стакане. Вскидывал руки, тыкал пальцем, брызгал слюной и искрил глазами — ничего нового. Время от времени поворачивался к отцу и наспех кланялся, испрашивая одобрения сказанному бреду. Отец благосклонно кивал, и его лицо выражало самое искреннее благодушие.

Наконец, верховный закончил, поклонился с особым усердием:

— Посему я возьму на себя смелость счесть эту дату более, чем подходящей, даже несмотря на некоторые несовпадения. Но день более благостный есть вероятность в ближайшее время, все же, не получить.

Отец кивнул, посмотрел на меня:

— Итак, сын мой, ты прекрасно все слышал сам. Я полностью поддерживаю мнение верховного. И брат солидарен с этим решением. Оттягивать больше ни к чему.

Дядя тоже удовлетворенно кивал. Но чему? Я не слушал, что нес астролог, за исключением последней фразы. Я стиснул зубы:

— Правильно ли я понимаю, отец, что выбранный день все же нельзя назвать всесторонне благоприятным?

— Правильно, — отец вскинул бровь. — Но мы считаем нужным больше не затягивать. Верховный привел достойные аргументы. Мы сочли возможным ими удовлетвориться. Приготовления начаты уже давно, и мы вполне все успеем за эти три недели.

Я едва не открыл рот, с трудом сдержался. Три недели? Нет даже пары месяцев… Я стиснул зубы:

— А если этот выбор ошибочный? Если мы торопимся?

Я заметил, как дернулся верховный, намереваясь опровергать. Но отец вскинул руку, приказывая ему молчать:

— Ты можешь быть свободен, Агринон. Благодарю за труды.

Астролог кинулся сматывать свою карту, поклонился и вышел. Отец не хотел лишних ушей… Он выставил даже дядю:

— Таир, тебя я тоже попрошу оставить нас.

Тот вышел неохотно. Я увидел, как по его помрачневшему лицу промелькнула грозовая тень.

Три недели… Я мог бы догадаться, что приглашения давно разосланы. И все, кто должен присутствовать на этой проклятой церемонии, присутствовать будут. Половина наверняка уже давно в пути. Это очевидно, что отец ждал лишь делегацию Галактического совета. Чтобы заткнуть их окончательно.

Отец медленно поднялся с кресла, заложил руки за спину и подошел ко мне вплотную:

— Я знаю и понимаю, что эта женщина тебя не привлекает, сын. Как и знаю о том, что ты не видишься с нею, находясь под одной крышей.

Я нервно сглотнул. Отпираться было бесполезно.

— У меня новые Тени, отец. Вы наверняка понимаете, что на них мне смотреть горазд приятнее.

Отец пожевал губу, пристально вглядываясь мне в лицо. Едва заметно закивал:

— Да-да… Понимаю. Но через три недели ты женишься, Тарвин. И мне наплевать, как ты относишься к своей будущей жене. Единственное, что меня интересует — это результат. Мне нужен наследник Нагурната и всего Красного Пути. И как ты это сделаешь — мне плевать. Только имей в виду: если мне что-то не понравится — я могу лишить тебя Теней. Они будут твоими лишь на официальных выходах, но никак не в кровати. До тех пор, пока ты не исполнишь свои обязанности. Ты меня понял?

Я учтиво кивнул:

— Более чем, отец.

— Вот и прекрасно. Три недели, Тарвин. И я не отсрочу ни на час.

Я развернулся и покинул кабинет, думая лишь об одном… Понял… Даже то, что он не озвучил прямым текстом. В моем доме кто-то есть. Кто-то, кто информирует отца…

36

В Тарвина Саркара будто вселились все проклятые ганорские демоны. Я была пленницей, ею и оставалась, но теперь будто стала пленницей вдвойне. Я по-прежнему проводила ночи в его комнатах, ждала благословенного утра, но оно не приносило вожделенного освобождения. Я утратила возможность уйти к себе, чтобы хотя бы не видеть его. И это было кошмаром. Он не отпускал меня.

Стало почти невыносимо. Настолько, что я готова была кричать.

Безумные ночи и коварные рассветы теперь не казались мне самой изощренной пыткой. Он безраздельно получил мое тело — и я неизбежно смирилась с этим, потому что больше не находила сил сопротивляться даже в мыслях. Словно одурманенная. Или утратившая разум. Я уже не задавалась вопросом, чем именно это было, что толкало меня к нему настолько, что я теряла волю. Это уже не имело значения — я проиграла. Но ужасалась от понимания, что уже не могла представить ночи без него. Не могла представить утра, не чувствуя его рядом. Раньше это казалось непостижимым, аномальным. Теперь же, в редкие моменты его раннего отсутствия, я чувствовала пустоту. И в постели, и в том месте где-то внутри, где он самовольно засел, словно заноза.