Беглец

Выскочив в коридор, она так стремительно метнулась в сторону от двери, что сбила с ног Яшу, пытавшегося поднять все еще стоявшего на четвереньках врача. Все трое упали на пол.

Первым пришел в себя врач. Приподняв голову, он спокойно сказал:

— Тебе категорически нельзя вставать. И никаких резких движений.

И тогда Вера закричала:

— Ненавижу! Хотя бы молчали! А то учат. Все учат. Сами вот столечко… не понимаете ничего…

Яша осторожно дотронулся до ее руки, пытаясь успокоить. Вера с отвращением отдернула руку.

— Пусти, дурак! Не трогай! Не смейте меня никто трогать! Тут дышать нечем! Сплошная вонь, грязь! Все друг друга ненавидят. Все вы здесь сдохнете, как крысы! А я не хочу, не хочу, не хочу!

— Дышать тут действительно… с трудом. — Врач огляделся с таким видом, словно впервые все видел. Он знал, что Веру надо окончательно вывести из себя, тогда она успокоится. В голосе его зазвучала насмешка. — На пределе. В том числе из-за тебя тоже. Меня, например, просто тошнит. В том числе и из-за тебя, поскольку все мы в одной подводной лодке. Знаешь, сколько ты сейчас поглощаешь кислорода? Двойную дозу. Значит, кто-то другой проживет вдвое меньше. Он, например. Это закономерность. Правильно я говорю, Яков Борисович?

— Я тоже так думал… По инструкции, — сказал Яша, обращаясь только к Вере. — А потом понял, что можно спастись…

Вера вскочила и побежала к лестнице. Её каблуки громко застучали по ступенькам. Врач и Яша растерянно смотрели ей вслед. Из палаты вышла Зинка.

— Чего смотришь?! — зло крикнула она. — Догоняй, пока худа не случилось. Убьется девка.

Яша кинулся за Верой. Та с размаху ударилась о входную дверь, с необыкновенной для её худеньких ручек силой рванула и затрясла её. Поняв, что дверь не открыть, она увернулась от подбегавшего Яши и, что было сил, помчалась по коридору. Яша, то и дело на что-нибудь натыкаясь, бежал следом. Вера ударилась еще об одну дверь, выходившую во двор, — обитая железом дверь даже не дрогнула. Она помчалась дальше, зацепилась за ведро с краской и с размаху упала на пол. На неё стала падать вынесенная на время ремонта из кладовой накопившаяся за долгие годы наглядная агитация: лозунги, портреты, медицинские агитки, транспаранты… Когда подбежал Яша, Вера лежала без сознания, и красная краска, разлившаяся из перевернутого ведра, густо растекалась по старому линолеуму.

Врач, услышав отдаленный грохот падающего казенного имущества, болезненно поморщился. Зинка внимательно на него посмотрела и села рядом.

— Похмелье подступает? — спросила она. — Самое нехорошее время сейчас.

— Какое? — спросил врач.

— Волчье. Кому в голову стукнуло, в этот час руки на себя накладывают. Кому пора пришла, отходят.

— Слышал… В этот час мы отгорожены от Солнца всей массой Земли. Колоссальной грязной массой… От одного этого можно сойти с ума. Осознаешь, что никому мы, в сущности, не нужны.

— Каждый кому-нибудь да нужен.

— Только не рассказывай, тетка, сказки, ладно! — вдруг разозлился врач. — Кому я нужен? Ты? Бабка эта, из которой непрерывно льется моча?.. Эта девчушка, которую выгнала мать, обманул парень? А, может, и парня не было, а? Изнасиловали кучей, как это сейчас сплошь и рядом. Ненка эта… Бросили на пустой барже, наверное, думали, что убили. Знаешь, какую её привезли? Пьяная, избитая — живого места не было. Со сломанной рукой, с добрым десятком болезней… Пока выжила. Пока! А потом? Куда ей идти? Кому она нужна? «Покойница»… Тоже скажешь, что где-то её ждут не дождутся?

Нина Тарасовна решительно поднялась с постели и пошла закрывать полуоткрытую дверь, через которую громкий голос врача был слышен каждому в палате. Про себя она услышала уже у самой двери…

— Эта бывшая учительница, бывший завуч, бывший директор школы, бывший зам. зав. какого-то отдела… Когда-то я даже ходил к ней на прием, выпрашивал квартиру… Представляю, с какой радостью её выпихнули на пенсию. Ждет операцию, как манну небесную. А у неё рак. Я прекрасно вижу без всяких анализов. О ней кто-нибудь пожалеет? Все до единого вздохнут с облегчением, когда её упакуют в ящик и плюхнут в раскисшую могилу.

Нина Тарасовна, потеряв сознание, сползла по стене на пол.

По лестнице медленно поднимался Яша, держа на руках бессильно обвисшую Веру.

— Виктор Афанасьевич, у неё кровь… Она вся в крови… Сделайте что-нибудь, Виктор Афанасьевич…

Врач стоял неподвижно.

— Помогите ей! — закричал Яша. — Она умрет!

В палате все замерли. Через открытую дверь было слышно каждое слово.

— Все мы умрем, Яша, — тихо сказал врач.

— Я вас… Я вас сейчас убью, если вы не сделаете что-нибудь!

— Что я могу сделать? Галька… на дискотеку убежала. Исходя из прежнего опыта до утра не возникнет. Все наши скудные медикаменты, как говорят в этой местности, «у ей в сейфе». Спрашивается, что я могу сделать?

— Но вы же… вы же врач… — заплакал Яша.

— Я мог быть врачом. Может быть, даже очень неплохим врачом. Честное слово… А сейчас я убийца. Врач, который не может помочь больному, убийца.

Неожиданно встала Зинка, отодвинула врача, подошла к Яше, приподняла запрокинутую голову Веры и зашептала, пятясь к палате: