Беглец

— Два брата камень секут, две сестры в окошко глядят, две свекрови в воротах стоят…

Яша с Верой на руках пошел за ней. Зинка продолжала шептать, оглаживая помертвевшее личико Веры:

— Ты, свекор, воротись, а ты, кровь, утолись; ты, сестра, отворотись, а ты, кровь, уймись; ты, брат, смирись, а ты, кровь, запрись.

Врач сидел неподвижно, свесив между колен руки.

Медленно, с трудом выпрямившись, поднялась Нина Тарасовна. Включила в палате свет.

Яша осторожно опустил на койку все еще не пришедшую в себя Веру и скорбно застыл, вздрагивая заплаканным лицом.

Зинка, опустившись на колени перед лежащей Верой, продолжала шептать:

— Брат бежит, сестра кричит, свекор ворчит. А будь мое слово крепко на утихание крови у Веры. По сей час, по сию минуту!

Вера все еще не приходила в себя. Зинка выдернула из-под неё простыню, разорвала, подняла Вере юбку, обнажив бедра, спохватилась, прикрикнула на Яшу:

— Чего стоишь, как пугало огородное? Пошел отсюда! Пошел, пошел, без тебя управимся.

Яша побрел из палаты. Зинка, легко ворочая Веру, что-то делала с ней, не переставая шептать:

— Сейчас, сейчас, горе мое горькое… Враз управимся, враз остановим… Да ты не каменей, не каменей, дурья головушка! Подумаешь, большое дело… Бабе к крови не привыкать…

Она отбросила в сторону окровавленные тряпки, укрыла Веру одеялом и, снова оглаживая большими, почти мужицкими ладонями заострившееся личико, низким певучим голосом затянула:

— На море, на окияне, на острове на Буяне, лежит бел-горюч камень Алатырь. На том камне Алатыре сидит красная девица, швея-мастерица, держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую, рудожёлтую, зашивает раны кровавые. Заговариваю рабу Веру. Раны её тяжкие, порезы её глубокие. Булат, прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань…

Вонючка торопливо крестилась на Николая Чудотворца и тоже что-то шептала. Нина Тарасовна с застывшим лицом неподвижно стояла у дверей. «Покойница» разглаживала яркие цветы на Зинкином полушалке и отрешенно улыбалась. Тася лежала неподвижно, боясь пошевелиться. Уткнувшись в её плечо, сотрясаемый крупной дрожью, плакал Николай Степанович. Он негромко всхлипывал и пытался утереть слезы негнущимися пальцами.

Врач сделал несколько глотков из бутылки, посидел, дожидаясь, пока знакомое ощущение облегчения и замутненности окружающего не достигло мозга, поднялся, пошел было по коридору за Яшей, махнул рукой, вернулся, лег на каталку, стоявшую посреди коридора, сложил на груди руки и замер.

Яша долго мыл под краном окровавленные руки, сполоснул заплаканное лицо и не вытираясь пошел к себе, в маленькую каморку, с разрешения главного врача выделенную ему на самой верхотуре, там, где когда-то была колокольня. Он медленно поднимался по крутой лестнице и, как всегда, когда оставался один, с кем-то разговаривал.

— Кровь — необходимый атрибут зарождения жизни. — Или всесилия смерти! — С вами трудно спорить, Сергей Львович, вы циник. — Напротив, я диалектик. Жизнь есть смерть, смерть есть жизнь. Все неразрывно. Не надо цепляться за что-то одно. — Я не боюсь смерти. — Глупости. Она неизбежна. — Неправда. Если я захочу, я не умру!

Мысль понравилась. Яша остановился у самой двери и повторил её:

— Если я захочу, я не умру. Если мы захотим, мы не умрем. Самое трудное — захотеть всем вместе. Она отдала мне яблоко, значит, хочет умереть. Вера тоже хочет умереть. Виктор Афанасьевич хочет умереть. Но если мы захотим не умереть, мы не умрем. Если я захочу, они не умрут.

Яша открыл дверь и замер. На него в упор смотрело дуло автомата.

Лицо человека, покрытое кровью и грязью, было страшно. Он сидел на Яшиной койке и пытался улыбнуться. Улыбка вызывала у него боль.

— Твоя хаза? — спросил человек.

— Моя. — Яша пристально всматривался в лицо человека, пытаясь что-то понять.

— Закричишь — кончу, — безо всякой угрозы в голосе сказал человек.

— Я не боюсь, — улыбнулся Яша. — Мне осталось жить всего несколько месяцев.

— На понт берешь? — спросил человек, опуская автомат.

— Честное слово. Это вы съели яблоко?

— Это, что ль? — спросил человек и дулом автомата смахнул огрызок с учебника французского языка. — Курево есть?

— Всего одна сигарета, — сказал Яша и полез в карман.

Человек снова поднял автомат и приказал:

— Кидай.

Яша достал и кинул ему сигарету. Человек тут же сунул её в рот и одной рукой попытался зажечь спичку. Спички ломались.

— Не бойтесь, — сказал Яша. — Я ничего вам не сделаю. И кричать не буду. Здесь все равно никто не услышит.

— Стой, где стоишь, — приказал человек и, зажав автомат под мышкой, наконец зажег спичку и закурил. Некоторое время они молчали.

— Я знаю, кто вы, — вдруг обрадованно сказал Яша. — Вы — Гриша.

— Кто? — удивился человек.

— Без вариантов. Она все время вас ждет. Я хотел ей вернуть яблоко, чтобы она не умирала, а вы его съели. Но если вы пришли, теперь не имеет значения. Она говорит, что вы ни в чем не виноваты.

— Кто говорит?

— Ваша жена. Она говорит, что это нечаянно. С каждым могло случиться. Она вас, по-моему, все равно любит.

Человек долго молчал, но потом все-таки спросил:

— Ты кто?

— Младший медицинский персонал. Яков.

— Еврей?