Беглец (СИ)

Вбираю член почти до конца, и губы скользят вверх, медленно, то и дело останавливаясь; язык настойчиво ласкает заднюю поверхность ствола. Грег чертыхается, приглушенно стонет и сжимает челюсти, едва не срываясь на рык. Выпускаю член изо рта. Горячее дыхание обдает головку; Грег задыхается и впивается в мое плечо, но тут же отпускает, цепляясь за капот. Облизываю его снизу вверх, с нажимом; два пальца скользят за мошонку, поглаживая. Он вскрикивает, обрушивая поток ругательств. Я улыбаюсь, скольжу языком вверх и заглатываю головку. Мои ладони находят его руки, сжимая; губы смыкаются на уздечке и когда кончик языка обводит вход, он стонет, кончая. Сперма ударяет в горло.

Воу! Честно говоря, немного обескураживающее ощущение: у меня во рту обмякший член, его обладателю сейчас явно не до шуток, а мне щекотно и хочется смеяться. Боже… Что за ненормальный день…

Я выпрямляю затекшую спину и застегиваю его джинсы.

— Эй, ты живой? — спрашиваю, видя, что Грег тяжело дышит и пялится мимо меня с совершенно отсутствующим видом.

— Не уверен, — бормочет он.

— Эй, не пугай меня.

Он хмурится, встречая мой взгляд с каким-то нелепым вызовом.

— Я просто подумал. Как могло получиться, что я прожил последние двадцать лет, даже не зная о том, что я гей? — Его голос звенит обвинением.

— О, в задницу! Ты серьезно? Ты, блять, вздумал винить меня? — закипаю я. — Не мог подумать об этом раньше?

— Что? Я не. Я не виню тебя. Я только… Извини, я немного…

—…в шоке, — продолжаю я за него.

— Да. — Он утыкается в сцепленные замком руки. — Слушай, не злись, я правда немного сдурел от всего этого. — Он тянет меня ближе, прижимая к себе. — Мне казалось, я всё обдумал, но к такому нельзя подготовиться, понимаешь? Прости. Мне никогда не было так хорошо.

Вздыхаю и обнимаю в ответ.

— Рад слышать.

— Ты не возбужден, — говорит он.

— Я был немного занят. — Наконец даю выход напряжению и смеюсь. — Самую малость. Боже, какая нелепость…

Он улыбается и целует в висок.

— Я был не в себе, когда… Слушай, а мне показалось, или нам посигналила машина?

— Ага.

— Хм. — Он вскидывает брови и моргает. — Окей.

***

Мне кажется, он чертовски прав, говоря, что к такому нельзя быть готовым. Сколько ни думай, реальность делает иначе; поступать, как задумано нами, — против её природы, против законов Вселенной. Я думал бесконечно долго; мне казалось, решение было, и я его принял, но… Фрэнсис? Моя голова выкидывает всё новые фокусы: серьёзно, минет — не самое подходящее время для мыслей о бывшем дружке… Ну, не совсем дружке и не совсем… И я бы мог оценить иронию, если б за той не тянулись тоска и горечь. Кажется, мое нежелание отпускать Фрэнсиса сыграло со мной же сначала в поддавки, а потом в прятки — и в итоге запятнало в салочки в самый неподходящий из моментов. Чёрт, как же я устал от собственной глупости. Хотя как раз это было умно. Я понял, что влюбляюсь как последний идиот, и, подсунув воспоминания о Фрэнсисе, подсознание напомнило, что бывает с такими влюбленными дураками после. Стейси была права: не испугаться будет сложно.

А чего я хотел? Одна константа в этой жизни — зеро, и глупо полагать, что иной путь окажется легким и приятным. История повторяется и повторяется, но на самом деле единственное постоянство — ноль, исход любой жизни. Должно быть, Грегу будет приятно узнать, что он — моя заключительная попытка. Он опять отвечает за всё человечество.

В прошлый раз он справился, а теперь?

========== Reveal ==========

— Боже, этот ливень когда-нибудь кончится? — Грег ёжится, запахивая штору.

— У меня такое чувство, что дождь идет прямо в спальне, — говорю я, передергивая плечами. И правда, кажется, словно капли стекают по коже. Методичный стук о стекла сменяет шорох захлестнутых ветром капель. В дымоходе завывает, как в преисподней.

Я сижу в кровати с накинутым на плечи одеялом. И я блядски болен, впервые за долгое время.

— Это я должен был заболеть, — говорит Грег. Он возвращается в кресло и продолжает чтение, держа книгу прямо перед глазами.

— Если б ты заболел, я бы сошел с ума.

— Да уж, могу представить. Носился бы, как наседка или — о! — шпарил горчичниками.

— Быстро ты меня разгадал, — вздыхаю притворно. Он морщит нос и продолжает читать, скрыв лицо книгой.

— Ты что, плохо видишь?

— Я, в отличие от некоторых, не так стар и вижу прекрасно. Это привычка. Вообще, тебе пора мерить температуру.

— Уже. Тридцать восемь — таблетки действуют, я в добром здравии.

— Выглядишь, будто при смерти, — отвечает он. — Дай-ка. — Он подходит, взбивает подушку и заставляет лечь. С трудом отвоевываю положение полулежа: в конце концов, я не инвалид.

— Что ты вообще читаешь? — интересуюсь раздраженно, потому что мне «никаких книг и умственной деятельности» не прописано. — Что это? Джейн Остин? — Прыскаю и захожусь хохотом.

— Иди в задницу, — бурчит он. — Да, Джейн Остин, представь себе.

— Кое-кто у нас рома-а-нтик, — тяну я, улыбаясь. Выходит немного издевательски, поэтому он отворачивается в кресле, показывая неприличный жест.