Бегство. Документальный роман

– А до главного корпуса-то идти далече, – добавила старушка. (Два дня спустя я все же обошел весь конный завод и отыскал главный корпус – каменную постройку с греческим фронтоном, которая смахивала на старый железнодорожный вокзал или курзал где-нибудь на водах в Германии). – Но тут рядом красивый дом стоит, рукой подать. Сходи погляди, сынок, сходи, – посоветовала старушка. Хреновская старушка указала мне неприметную дорожку, которая и привела меня к ажурным двустворчатым воротам, давно не крашенным и изъеденным ржой. Одна створка была слегка приоткрыта, и за ней темнела мрачная еловая аллея. Я прошел по аллее и очутился у старой барской усадьбы. Здесь располагался туберкулезный санаторий, тоже давно уже пришедший в упадок. Когда-то в России больных туберкулезом посылали лечиться «на кумыс». Кумыс – напиток из забродившего кобыльего молока, богатого лактозой. Когда-то кумыс считался эффективным средством лечения туберкулеза и анемии. В конце девятнадцатого века в южных и юго-восточных степных районах России, в нижнем бассейне Волги, возникла сеть лечебниц для туберкулезных больных. Целительные свойства приписывались не только кумысу как таковому, но его сочетанию с сухим и жарким степным климатом. К 1986 году, когда я попал в Хреновое, антибиотики и обязательные прививки давно вытеснили лечение жирной диетой и климатом. Для людей моего советского поколения кумыс и туберкулезные санатории оживали разве что в пьесах и рассказах Чехова. (В конце «Невесты», последнего чеховского рассказа, больной чахоткой Саша уезжает на Волгу «кумыса попить», но это его не спасает.) И вот передо мной был туберкулезный санаторий, где тенекрылые страждущие пациенты по-прежнему пили кумыс, продолжая верить в его целительную силу, и дышали сухим степным воздухом. Здесь, на обочине советской истории, чудом сохранилась эта реликвия романтического прошлого, переполненного чахоточными экзальтированными дамами и кашляющими поэтами. Все это вместе – и ветхий санаторий, и конный завод, – казалось мне каким-то сюрреалистическим видением. Меня мало удивило, что место рождения славной породы орловских рысаков пришло в такое запустение. Мне было известно, что послевоенный упадок коневодства в СССР был следствием катастрофических событий 1941 года. В первые месяцы войны конные войска, слава и гордость Красной армии, оказались бессильны против «панзеров». Упадок Хренового в 1980-е годы не удивлял. Более странным было то, что советская система позволила знаменитому конному заводу угасать так покойно и гармонично.

В дневнике у меня осталась подробная запись о встрече с пастухом дядей Витей. Наша экспедиция пробыла в Хреновом пять дней, и все эти пять дней я общался с дядей Витей и узнавал от него азы табунного дела: