Бегство. Документальный роман

– Мне нра-а-а-вится! – передразнивал Марат цветаевским голосом песни из фильма «Ирония судьбы». – А вот им, сукам, не нравится твоя работа. И ты не нравишься.

Из-за подработка в больнице и хоть небольшого, но самостоятельного заработка, я чувствовал себя старше одноклассников и сверстников. Я ходил по территории больницы в белом халате, меня принимали за студента-медика. Летом 1983 года я постоянно думал о том, как бы выдюжить еще год в школе, а потом – в медицинский. В последний рабочий день я получил официальную рекомендацию, подписанную врачами нефрологического отделения, и пошел проститься с сотрудниками. «Закончишь медицинский, дуй сразу к нам в ординатуру», – сказал мне один из врачей, будто бы не задумываясь о том, что не вылезало у меня из головы. Но все равно настроение у меня было радужное. (Почему-то при переводе на русский в голову приходит актер Евстигнеев в роли профессора Плейшнера, гуляющий по Берну и пока еще пребывающий в уверенности, что он выполнил задание Штирлица). Да, я отработал в больнице, получил и отдал родителям зарплату, а вечером мы с мамой уезжали в Эстонию ночным экспрессом. Оставалось попрощаться с Маратом. Я обошел все отделение, заглянул во все палаты, но он куда-то пропал. Рабочий день клонился к концу, и я решил, что мой наставник просто ушел пораньше, тем более, что была пятница. Подходя к двери процедурной, я услышал вязкий кашель курильщика. Марат валялся на устланной клеенкой кушетке, дымил и безразлично смотрел в перламутрово-белый больничный потолок.

– Дверь прикрой, – сказал он полушепотом.

– А я тебя как раз искал, хотел попрощаться. Завтра уезжаю в Эстонию.

– В Эстонию, это хорошо. Там пляжи, водичка, беляночки… Садись, – Марат указал на металлический табурет. Я сел, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди.

– Слушай, старик, ты хороший чувак. Я бы иначе не стал с тобой возиться. И распинаться бы перед тобой не стал. Я знаю, ты все это любишь…. больницу, больных. Хочешь жизни спасать, та-та-та, бу-бу-бу, – Марат опять сипло закашлялся. – Только ты послушай моего совета. Не дури, понял меня.

– Это ты о чем, Марат? – спросил я. Мысленно я вдыхал привокзальный угольный дым, уже ступал подошвами по прохладному песку балтийских дюн.

– Даже не суйся туда. Эти гады, они вас в медицинский не хотят пускать, вот я о чем. Все лучшие врачи – евреи, но эти разъебаи не хотят больше вас допускать в медицину. Они удавятся, но не пустят. Вот вы и уезжаете, потому что здесь вы больше не нужны.

В голове мелькнуло: Неужели Марат знает, что я отказник? Словно опытный конспиратор, я изобразил полнейшее непонимание.

– Что-то я не пойму, это о чем ты, – сказал я и для убедительности закатил глаза.

– О чем это я? – повысил голос Марат. – А вот о чем. Эти суки, они ведь считают, что вы, евреи, – неблагодарные. Подлая ложь. Пусть они поработают в этой сраной больничке всю жизнь, за двести тридцать рублей, как наша Раиса Иосифовна Гордон! Она пациентов любит как родных. А эти сволочи говорят, что вы неблагодарные!

Я все не мог решить, как реагировать на его слова.

– Хватит тебе, старик, не прикидывайся.

– Марат! – крикнул я, но было поздно.

– Идиотская страна, все через жопу, – выдохнул Марат вместе с табачным дымом и отвернулся к поцарапанной кафельной стене.

Я вернулся домой с тяжелым сердцем. Родителям я о разговоре с Маратом ничего не сказал. Но летом 1983 года, в Пярну, а потом уже осенью в Москве, мы много говорили и спорили о предстоявшем поступлении в медицинский. Готовясь к перипетиям десятого класса, я понимал, что у еврея, тем более в Москве, да еще и еврея-отказника, шансов на поступление ничтожно мало. Но ни о какой другой карьере я тогда и слышать не желал, наивно и упрямо веря, что уж с моими-то отметками, опытом работы в больнице и рекомендациями я все-таки пробьюсь.

31 августа 1983 года, через два дня после нашего возвращения из Эстонии в Москву и за день до начала занятий в школе, советский истребитель СУ-15 сбил над Сахалином пассажирский авиалайнер «Боинг-747» южнокорейской авиакомпании (Korean Air Lines 007). Боинг следовал по маршруту Нью-Йорк-Сеул через Анкоридж. Погибли все находившиеся на борту 269, среди которых был американский конгрессмен Лоренс Макдональд, который собирался баллотироваться в президенты. Согласно официальной советской версии, военно-воздушные силы СССР защищали свое воздушное пространство, которое «нарушил» корейский лайнер. Все это казалось чудовищным. На сборищах отказников заговорили о новом витке холодной войны. Мечтающим эмигрировать обострение отношений с Западом не сулило ничего хорошего. Хотя, по слухам, тогдашний генсек, бывший руководитель ГКБ Андропов был живым трупом, мало кто надеялся, что тяжелая болезнь помешает ему ввести в ход рычаги новых репрессий.