Бела Кун

Сообщение это и удивило и напугало меня. Ведь я же сразу по приезде из Италии попросилась поехать в Россию, но товарищи доверительно сказали мне, что скоро сам Бела Кун нелегально приедет на Запад и семья будет жить где-нибудь неподалеку от него. Мы сможем даже видеться иногда.

— О паспорте вы должны сами позаботиться, у нас на это нет никаких возможностей. Известите меня перед выездом, — произнес в заключение Вронский.

Я сообщила товарищам о разговоре с Бронским и по договоренности с ними отправилась вместе с адвокатом австрийской партии, д-ром Шкрайном — он занимался всеми делами эмигрантов — в полицию. Там я попросила у того же советника Прессера паспорт для себя и для семьи, а также визу на обратный въезд.

Прессер не скрывал своей радости, что наконец-то избавится от нас. Спросил, зачем мне обратная виза, почему мы не останемся в России, ведь, по его сведениям, после всех превратностей Бела Кун будет жить там. (Прессер хотел, по-видимому, выведать таким образом, вернется ли Бела Кун на Запад.) Я ответила, что не просто привыкнуть к русскому климату, и поэтому мы хотели бы поселиться в Вене. Поверил мне Прессер или нет — трудно сказать. По лицу его ничего нельзя было прочесть. Как и всегда, он «выразил искреннее сожаление», что у меня такая беспокойная жизнь, вспомнил Опять моих родителей, которые «так горюют за дочку, за то, что ей выпала на долю тяжкая судьба».

Он долго расспрашивал меня о том, о сем. Все ждал, не скажу ли я что-нибудь. Но я молчала.

Тогда он заговорил совсем в ином тоне — холодно и официально сообщил, что мы не австрийские подданные, что паспорта нам не полагаются и что он может выдать только разрешение на выезд, так называемый Interpass, с которым мы поедем в Германию. Там мы должны явиться к соответствующим властям и снова получить разрешение на выезд.

Заявление его меня не очень обрадовало, но пришлось смириться, ибо других возможностей не предвиделось. Пока полиция подготавливала документы, товарищи сделали все, чтобы раздобыть нам паспорта, но им тоже не удалось. В установленный день я пошла в полицию за Interpass'om. Прессер принял меня вежливо и сказал на прощанье:

— Если вам захочется вернуться в Австрию, напишите мне, и я пришлю вам разрешение на въезд.

Я даже не ответила ему. Знала, что врет. Такова его профессия.

Мы предприняли все необходимое для отъезда. И через несколько времени в сопровождении д-ра Ласло Полячека уехали в Берлин.

В Берлине нашей дальнейшей поездкой занимался коммунист, историк искусств Хуго Кентцлер. Он сам помогал нам укладываться, сам раздобыл ящики, сундуки. Один сундук даже сам упаковал с величайшей тщательностью. Когда мы приехали и раскрыли его, в нем оказалось сорок спиртовок. Верно, Кентцлер очень боялся, как бы мы не замерзли в России.

3

Ласло Полячек играл гораздо большую роль в венгерском революционном движении, чем это принято считать. В юности он был членом «Клуба Галилейцев», участвовал в антимилитаристском движении. Еще до основания Компартии Венгрии был — связан со многими будущими коммунистами. Вскоре после того, как Бела Кун вернулся на родину, ему представили Полячека как хорошего, надежного товарища.

Во время Венгерской коммуны официально он работал в Наркомздраве. После падения коммуны попал в Вену, где вместе с Эрне Зайдлером ведал конспиративным аппаратом партии. Затем был на партийной работе в Кошице и в Лученеце. Вместе с Ференцем Мюннихом, Бела Иллешем и Мозешом Шимоном стал одним из учредителей Прикарпатской коммунистической партии, и если я не ошибаюсь, то именно Поля-чек привез 21 марта 1920 года «Записку» Бела Куна, которую прочли вслух на учредительном собрании партии. В этой записке Бела Кун писал о необходимости объединения городских рабочих и лесорубов (речь ведь шла о Прикарпатье), обращал внимание учредительного собрания на общую борьбу рабочих и крестьян, подчеркивая необходимость совместных действий чешской, словацкой, венгерской, румынской и украинской бедноты, призывал к борьбе против национализма.

Позднее Полячек вернулся в Вену и снова ведал конспиративным аппаратом партии. Некоторое время он вместе с другими товарищами работал в Венгрии, но в 1922 году в результате провокации все они провалились. Полячека удалось включить в один из списков, и так он попал по обмену в Россию. До 1929- года он работал в Москве врачом, потом снова изъявил желание поехать на подпольную работу. Вернувшись в Советский Союз, он заведовал ушным отделением Кремлевской больницы.

Полячек был верным сторонником Бела Куна, а дома у нас частым гостем.