Бела Кун

И вот в один прекрасный день — это было после ревизии, когда с двойным питанием уже покончили, — к гостинице «Хунгария» подошла колонна демонстрантов: домашних хозяек из рабочих районов. Они требовали, чтобы им показали, чем кормят народных комиссаров и их жен.

Секретарь Бела Куна, Серена Тимар[62], вышла к дверям гостиницы и попыталась успокоить женщин. Те только пуще зашумели: «Ах так, не впускают, стало быть, все правда — жрут от пуза!»

Услышав шум и крик, Бела Кун сбежал вниз по лестнице. Узнав, о чем спор, он предложил женщинам выбрать делегацию, которая может обойти все номера гостиницы, посмотреть, что только ей угодно, начиная от комнат до служебных помещений и кухни.

Делегатки прежде всего прошли в квартиры — отворяли шкафы, чуланы, заглядывали в ванные комнаты, даже чемоданы пооткрывали. Потом спустились на кухню. Разочарование было полнейшим.

После этого стало совершенно очевидным, что контрреволюционеры наметили центром своей диверсионной деятельности именно гостиницу «Хунгария» — Дом Советов. Они отлично понимали, что легче всего скомпрометировать коммунистов, если будешь врать про их личную жизнь. Ведь на это поддадутся не только сочувствующие элементы из мелкой буржуазии, но и рабочие, которые еще едва скинули с себя оболочку мещанства, а особенно их жены.

(Такого рода измышления продолжались и при режиме Хорти. «Выяснилось», что наркомы не только кутили, но даже грабили банки, пудами воровали золото и бриллианты, потом контрабандой переправляли их через границу… И всю эту чушь писали те графы и офицеры, которые на самом деле ограбили венское посольство Советской Венгрии и вывезли оттуда, считая по нынешним деньгам, сотни миллионов форинтов, посланных Советской Венгрией в Вену для того, чтобы на них закупили товары первой необходимости. Сию грандиозную сумму господа графы так и не вернули никогда, хотя оппозиция поднимала этот вопрос еще и в 1925 году.)

Все больше и больше незнакомых и подозрительных людей слонялось по коридорам «Хунгарии» под предлогом того, что пришли навестить знакомых. Долгое время в гостиницу проходили свободно, но и позднее, когда у центрального входа уже проверялись документы, все равно каждый, кто хотел, проходил через черный ход и запасные двери. Враждебно настроенный персонал был лучшим помощником в этом деле.

Пришлось поставить охрану не только у главного входа, но и ко всем дверям.

Ленинские ребята.

Так называли себя члены особых отрядов. Они охраняли «Хунгарию». Кое-кто из них посменно нес наряды у дверей кабинета Бела Куна.

Из коридоров исчезли стаи незнакомых людей. А тем, кто ухитрялся все же проникать, устраивали соответствующую встречу. Правда, не каждого удавалось сразу распознать. Например, один очень просто одетый человек оказался бывшим офицером генерального штаба, другой — приехавшим из Вены разведчиком. Всех засылали контрреволюционные правительства (их было несколько). Как-то попался даже граф.

В конце концов выяснилось, что гостиница «Хунгария» непригодна для прямой контрреволюционной деятельности. Внутренним и зарубежным контрреволюционным организациям хотя и без удовольствия, но пришлось проглотить сию горькую пилюлю.

Тогда наркомов и партработников, живших и работавших в «Хунгарии», забросали ворохом писем.

Тут уж не обделили и Бела Куна: подметных писем, полных смертельных угроз, больше всего приходило на его имя.

А он на них и внимания не обращал. У меня же — не скрою — росла тревога, причем не только за Бела Куна, но и за Агнеш и за сестру — ведь во многих письмах было яснее ясного сказано, что истребят всю семью.

Спустя несколько дней после провозглашения советской республики вышел декрет Революционного правительственного совета об организации Венгерской Красной армии.

Война еще, правда, не началась. Неспособные к бою венгерские полни, дезорганизованные и растрепанные, стояли на демаркационной линии, продиктованной в декабре 1918 года Франше д’Эспере. Этому французскому аристократу и генералу с длинным именем Луи-Феликс-Мари-Франше д’Эспере было не в новинку пренебрегать странами и народами этих стран. В данном случае он попросту использовал «ценный» опыт, приобретенный в колониальных войнах с Китаем и Марокко. Позднее Парижская мирная конференция не сочла Венгрию достойной даже того, чтобы с ней вел переговоры генерал армии с таким длинным именем, и 20 марта 1919 года она передала через подполковника Викса сочиненную еще 26 февраля пресловутую ноту. В ней сообщалось, что в течение двадцати четырех часов города с чисто венгерским населением: Дебрецен, Орошхаза, Ходмезевашархей и Сегед должны отойти за границу Венгрии.

Нота Викса, как известно, была вручена еще до провозглашения венгерской пролетарской диктатуры, ее передали правительству буржуазной республики.