Бела Кун

В первые дни питание было сносным, позднее стало уже почти несъедобным. Женщины соблюдали чистоту и порядок. Обитательницы отдельных комнат вели замкнутый образ жизни. Они сочиняли планы организации политических кружков, кружков по изучению стенографии и языков. Жизнь в лагере с виду текла спокойно, и тем не менее нервы с каждым днем все больше и больше напрягались. Нам выписали христианско-социалистическую газету «Райхпост» — из нее мы узнали, что в Венгрии белый террор. Из других источников дошло до нас» что всех, кому не удалось бежать, даже людей, не занимавшихся политикой, даже тех, кто попросту служил где-нибудь, — словом, всех арестовывают, избивают, пытают, заключают в тюрьмы и в лагеря. Мы и понятия не имели, кому удалось перебраться через границу, кому не удалось, поэтому естественно, что неизвестность порождала и тревогу и беспокойство.

И в один прекрасный вечер все это нервное напряжение вылилось вот во что. Мы, как всегда, легли спать, заснули. И вдруг пробудились от душераздирающих воплей. Что случилось, никто понять не мог, но все кричали. Тем временем очнулись и дети и тоже пустились в рев. И вот уже все сидят на койках и орут. Вбежала стража и тоже начала кричать: «Um gottes willen, was ist los? Hört auf zu Brüllen!» Но никто не переставал, каждый старался перекричать другого, пока, наконец, эта массовая истерика не остановилась, словно машина, которую притормозили. После этого сонные глаза смотрели с недоумением друг на друга. Женщины спрашивали одна у другой, что случилось. А стража тем временем обыскала все углы и закоулки, думая, что кто-то ворвался к нам. Но никого не нашла. Когда же все затихло, мы, пораздумав, установили, что жена Ленделя повесила на окно свой белый халат, кто-то из женщин проснулся, увидел его, решил, что к нам вломились белые и хотят нас убить. Подняла крик. Все проснулись. И страх пополз от одной койки к другой. Кто был зачинщиком этой массовой истерики, так и не удалось установить, ибо каждая уверяла, что кричала не она, а ее соседка.

Прошел уже месяц или два с тех пор, как жены и дети руководителей Венгерской советской республики жили в лагере. Первые две-три недели прошли в полнейшей безвестности. Мы не знали, что принесет нам завтрашний день, а главное — волновались за мужей.

Теперь, после стольких событий, что пережило человечество за прошедшие сорок шесть лет (фашизм, мировая война), многое поблекло, сгладилось в памяти. Но в ту пору в нескольких десятках километров от венгерской границы эти страшные кровавые дела белого террора, о которых с такой радостью сообщала печать австрийских христианских социалистов, доставляли нам очень тяжелые переживания. Мы узнали, что белые офицеры пытаются похищать коммунистов, бежавших в Австрию. Насильно усаживают их в машины, перевозят через границу, потом казнят. Дошла весть и о том, что Бела Кун, Ене Ландлер и Эрне Пор живут неподалеку от нас у какого-то лесника, но под охраной. Позднее удалось узнать и о том, что на австро-чешской границе в старинном замке XIII века, где прежде помещались албанские офицеры, устроили концентрационный лагерь для коммунистов. Но кого Заточили в замок, мы не знали.

Еще до этих слухов мы потребовали, чтобы к нам прислали комиссию, которой мы сможем рассказать о своем положении. Verwaiter поначалу пытался затянуть это дело, но, так как мы настаивали, ему надоело, и он отправил наше заявление. Заявление помогло. Несколько времени спустя — я помню, это был прекрасный осенний день — мы сидели как раз во дворе и обсуждали события, как вдруг жена Варги крикнула мне:

— Эй, наденьте-ка свой праздничный капот и идите принимать комиссию!

Мы подумали, что Шари шутит, ибо все свое отчаянье она изливала в шутках, пересмешках и брани. Но на сей раз она не шутила.

Приехала комиссия из двух человек, чтобы обследовать наше положение. Один из них был Бенедикт Каутский, фамилию второго не запомнила. Спросили, какие у нас жалобы, пожелания, чего нам недостает и чем мы недовольны. Первой Ответила Шари Варга:

— Я жена профессора университета Ене Варги. Я хочу, чтобы меня выпустили на свободу вместе с мужем и сыном. Что касается остальных жалоб, так вот, извольте выслушать: питанье отвратительное, и ни у кого из нас нет зимней одежды. Нам сказали, что мы будем жить в Вене, на воле, что правительство позаботится для нас обо всем, потому и не привезли мы с собой ни теплого белья, ни зимней одежды. Если нас еще долго будут держать здесь, то мы вместе с детьми заболеем.

Затем последовали другие женщины. Все говорили примерно одно и то же.