Бела Кун

Постепенно обитатели Карлштейнской крепости начали ссориться по разным пустякам: где чью койку поставили, кому сколько выдали сигарет, кому какую пайку хлеба дали, почему тот или иной готовит на электроплитке, если от этого меркнет свет и трудно читать и писать… Споры разгорались мгновенно и столь же мгновенно угасали. Это были вспышки обычного тюремного психоза, и возникали они в большинстве случаев у тех, кто жил в общих комнатах.

Когда все вышли на волю, со смехом вспоминали об этих дурацких перепалках.

На первых порах, не считая упомянутых споров, казалось, что среди руководителей Венгерской советской республики царят тишь и благодать. Они вместе гуляли в саду. Вечерами собирались в комнате у Бела Куна, изучали по карте положение Российской Красной Армии — в то время оно было очень тяжелым, и это беспокоило всех. Обсуждали содержание заявлений. Писал их обычно Бела Кун. Он требовал прежде всего освобождения женщин. В заявлениях своих он не щадил ни австрийского министра внутренних дел Эльдерша, ни канцлера Карла Реннера, ни Отто Бауэра. Эти заявления отнимали у бела Куна уйму времени, а ведь он в ту пору начал уже писать брошюру «От революции к революции». В ней он анализировал события возникновения пролетарской диктатуры, ее мероприятия, причины поражения, но главный упор ставил на предстоящие задачи.

Брошюру он написал с поразительной быстротой, буквально за несколько дней, но по разным причинам она вышла в свет только в 1920 году и то под псевдонимом Балажа Коложвари. С положениями этой брошюры все руководители советской республики были полностью согласны и только позднее стал кое-кто нападать на нее, как, впрочем, и на все, что вышло из-под пера Бела Куна.

К концу 1919 года стало ясно, что обитатели Карлштейна распадаются на различные группировки. Ене Ландлер и Йожеф Погань долгие часы гуляли вдвоем во дворе крепости. Ене Варга с семьей жил очень уединенно, общаясь разве только а Дюлой Ленделем. Вокруг Бела Куна группировались коммунисты с ВышеградскоЙ улицы: Бела Ваго, Ласло Рудаш, Эрне Пор и другие.

Так протекала жизнь в Карлштейне.

Женщины в хорошую погоду сидели в саду, беседовали, надеясь на скорое освобождение. Дети играли, бегали по саду, Тайком рвали сливы, уплетали их и понятия не имели о том, что творится вокруг.

А вокруг нас, за крепостной стеной, шла ожесточенная кампания австрийской реакционной печати против народных комиссаров Венгерской советской республики. В свою очередь, и хортистское правительство требовало нашей выдачи. Австрийская «Райхпост» и другие газеты поддерживали требования хортистов и набивали головы читателей разными дичайшими слухами.

В Вене, как я уже упоминала, было очень скверно с продовольствием, хотя Антанта и сулила златые горы. Но она так же обманула Австрию, как обманула в свое время Венгрию, сказав: «Кончайте с диктатурой пролетариата, прогоните Бела Куна, и тогда мы пришлем вам целые эшелоны с провизией».

Разумеется, эти продовольственные затруднения очень чувствовались в Карлштейне (кормили нас одними эрзацами). И все-таки христианско-социалистическая печать сделала нас козлами отпущения, уверяя всех кругом, что венгерские эмигранты-коммунисты объедают австрийский народ, бывшие наркомы пируют в Карлштейне, да мало того что пируют, еще и готовят новое восстание в Венгрии… Их надо выдать Хорти, чтобы там, наконец, покончили с ними.

(Когда-нибудь авось да выплывут на свет божий документы, которые докажут, какими приемами пользовались австрийская полиция, правительство Хорти и будапештская охранка против заключенных венгерских коммунистов.)

Австрийская охранка неустанно засылала шпиков в Карлштейн, чтобы они выяснили, чем занимаются обитатели крепостной тюрьмы, с кем они общаются, каковы у них планы. Шпиков подсылали сначала под видом политических беженцев. «Беженцы» эти несколько дней жили в Карлштейне, потом неожиданно «заболевали», их увозили в больницу, и больше их никто не видел. Трудно было сразу установить, кто из них шпик, кто нет, но все-таки в большинстве случаев это устанавливали сообща, и тогда соглядатаю приходилось не сладко. Охранка вынуждена была как можно скорее удалять его из Карлштейна.

Вскоре пришлось ей отказаться от этого разоблаченного метода. Тогда она попыталась прибегнуть к другому. Шпики стали появляться в качестве «рабочих». Один предлагал свои услуги как сапожник, другой — как портной. Наши приглашали их в маленькую комнатку на первом этаже, и, как только выяснялось, что данное лицо и не сапожник и не портной, ему давали сперва несколько оплеух, потом выбрасывали за ворота.

Пришлось приостановить и эту акцию.

Но не беда! Голова у охранки работала что надо — и вот против нас начали настраивать жителей окрестных деревень. Несколько недель не могли мы заснуть из-за серенад. Под окнами неистово пели и кричали: «Da, da, da — der Bela Kun ist dal»[80]. Орали до тех пор, пока не надоедало страже, которой тоже хотелось спать.