Белая фабрика

Коппе. Вряд ли вам от него большая польза. Используйте-ка его тоже для производства чего-нибудь. Работайте, Румковский. Трудитесь на благо своей братии.

12

Лодзь. Квартира Кауфманов. Распахивается дверь, входит Йосеф. Ривка сидит за швейной машинкой, шьет. Йосеф подходит к ней, из внутреннего кармана пиджака достает отрезок желтой материи. Передает его Ривке.

Йосеф. Надо нам будет сделать эти желтые звезды на одежду.

Ривка. Зачем? Мы же говорили, что… Что произошло, Йосеф? На тебе лица нет.

Йосеф (тихо). Шошу Коган немцы застрелили за то, что звезду не носила.

Ривка. Господи, какой кошмар.

Ривка прекращает шить. Замолкает. Йосеф тоже молчит.

Йосеф. Я не хочу, чтобы такое случилось с тобой, Ривка. Или с мальчиками.

Ривка. Господи, да я понимаю. Я все понимаю, но…

Ривка разворачивает кусок желтой материи. Смотрит на нее. Потом с отвращением отбрасывает материю на пол. Йосеф молчит. Потом нагибается, поднимает ткань.

Йосеф. Давай посмотрим на это с другой стороны, Ривка. Все наши нашили ее себе. Мы тут не делаем ничего такого, чего другие бы уже не сделали.

Ривка. Какая разница, сделали это другие или нет? Вопрос в том, что теперь это должны сделать мы. Они же помечают нас как скотину.

Йосеф. Они помечают нас как евреев.

Ривка. Ты же говорил, что это унизительно!

Йосеф. Теперь я начинаю думать, что унизительно, когда весь мир преследует евреев, отказываться от своего еврейства. В этом трусость какая-то есть. Да, я еврей. Австрийцами и поляками нам в этом мире не стать никогда.

Старый Йехезкель. Иди ты! А я уж думал, не доживу до этого!

Йосеф. Да, я еврей! И меня не унижает эта чертова звезда! Унизительно притворяться безродным, когда твоих собратьев могут убить только за то, что они еврейской крови. С кем мы, в конце концов? С жертвами или с палачами?

Ривка. Я не хочу быть ни палачом, ни жертвой.

Йосеф. Да, конечно! Но мы будем со своим народом в его испытаниях! Христиане взваливают на себя Иисусов крест, а мы нашьем на себя эту звезду. Это не сломит нас, Ривка. Это нас только закалит.

Он берет со стола ножницы, не дожидаясь, пока Ривка ответит что-нибудь, и принимается резать ткань. Ривка наблюдает за ним.

Ривка. Ты криво режешь. Торопишься.

Йосеф. А чего откладывать? Вот, пришей. Герман! Где твоя куртка?

Герман. На мне. Холодно, пап.

Ривка (тихо). Я не стану.

Йосеф. Ну и ладно. Я сам приштопаю, делов-то. Где тут у тебя иголка с ниткой?

Он подходит к двухъярусной кровати, на которой лежат мальчишки.

Йосеф. Так, Вольф. Ну-ка сядь. Вот сюда нужно, да? Не дергайся.

Вольф. Что это?

Йосеф. Это звездочка.

Герман. Зачем?

Старый Йехезкель. А чтобы Голем знал, кто свой, а кто чужой, если встретится на улице. Звездочка значит, что тебя защищать нужно.

Вольф. Так сожгли же синагогу, откуда у нас в Лодзи Голему взяться?

Старый Йехезкель. Ну, большую новую сожгли, а старая маленькая осталась.

Вольф. Ай! Ты меня уколол.

Ривка. Что ты делаешь?! Ты ему больно сделал!

Йосеф. Прости, малыш. Прости меня, прости. Я не хотел.

Снимает Вольфа с полки, покрывает его лицо поцелуями.

Йосеф. Все-таки придется снять. Ривка, ну помоги! Ты же видишь, я криворукий!

Ривка (упрямо). Нет, Йосеф. Твое решение – ты и делай.

Йосеф. Хорошо. Я сделаю. Если тебе так проще, я сделаю сам.

Вольф. А когда ужин?

Герман. Балда, еще обеда не было.

Вольф. Ты сам балда!

Герман. Нет, ты балда! Ай, больно!

Ривка (срывается в крик). Перестаньте немедленно! Перестаньте!

13

Контора Хаима Румковского в гетто Лодзи. Хаим Румковский и его брат Йосеф пируют за щедро накрытым столом. Постучав, входит полицай Мордк, за плечо он держит Ривку – держит крепко, словно пойманного преступника.

Хаим Румковский. Так-то вот, братишка. Видела бы нас наша мама.

Йосеф Румковский. Да, Хаим. Хорошо, что не дожила. Хоть и грех так говорить.

Полицай Мордке. Пан Румковский, тут посетительница к вам. Говорит, назначено.

Румковский. Не помню такого. Что это вы выдумываете, пани?

Поднимается, дожевывая, проходит к Ривке. Ковыряет в зубах.