Читаем Белая фабрика полностью

Он сплевывает Йосефу под ноги и уходит со сцены, хлопая дверью. За сценой слышен грохот дубинки по деревянным дверям.

Полицай Мордке (за сценой). Ordnungdienst! Всем спуститься во двор для осмотра!


Йосеф запирает дверь, опускается на пол и начинает беззвучно рыдать.


Вольф. Папа, ты что, плачешь?

Йосеф. Сил нет больше… Нету больше сил никаких…

16

Собор Вознесения Богоматери в Лодзи, превращенный теперь в цех по производству подушек и перин. Смена еще не началась, работницы ждут сигнала. На сцене стоят Ривка, Иппе и еще одна работница, высматривающая что-то за сценой.


Ривка. Меня не подпускают больше к нему.

Иппе. Да не бойся ты. Скажу ему просто, что ухожу, а вместо себя вон тебя привела. А ты спрячься тут, обожди.

Ривка. Ты точно решила, Иппе? На восток ехать?

Иппе. Не могу тут больше. И тиф еще гуляет… А там, может, на земле поработать дадут. Если на земле работать дадут, я всех своих накормлю.

Ривка (тихо). А то, что говорят… что это поезда в один конец?

Иппе. Да ну-ка хоть, брось! Не верю.

Ривка пожимает плечами. Молчат.


Иппе. Твои-то как?

Ривка. Йосеф лежит, отец лежит. Мальчики лежат. Если я этой работы не получу, Иппе, не знаю, что и делать. Конец нам тогда.

Работница. Идут! Румковский идет!


Появляются Румковский, его брат и полицай Мордке. Ривка прячется.


Румковский. Так! Сегодня к нам большая шишка с визитом! Все должно быть шик и блеск! Дайте-ка гляну, все опрятные? Вопросы есть?

Иппе. Пан Румковский, я… я думаю на восток ехать. То, что немцы предлагают.

Румковский. Зачем, дурочка? На твое место очередь на три квартала стоит!

Иппе. Ну вот решилась, пан Румковский. Я и сменщицу себе уже привела.

Румковский. Думаешь, это ты будешь сменщиц назначать, а? Хе-хе. Ну думай, думай.

Иппе. Она сама швея, пан Румковский, умелая. Модистка. У нее ателье свое было.

Румковский. Нам тут модистки без надобности.

Иппе. И хорошенькая.

Румковский. Это кто же?

Иппе. Ривка, выйди.


Ривка выходит на сцену. Подходит несмело, становится рядом.


Румковский. А. Пани Кауфман. А что, как ваш супруг? Жив ли? Не хворает?

Ривка. Здоров, пан Румковский. Работает.

Румковский. Крепкий орешек! Ну что ж, если есть кому кормить вашу семью, я место этой барышни отдам более нуждающимся.

Ривка. Пан Румковский, я умоляю вас. Мне очень нужно это место.


Румковский делает шаг к ней, нависает над ней. Ривка не отстраняется от него, хотя и прячет глаза.


Румковский. Насколько сильно?

Ривка. Очень сильно, пан Румковский.


Румковский смотрит на часы. Вздыхает. Потом кивает Мордке, и тот отгоняет Иппе и работницу от Ривки, загораживает Румковского своей спиной. Румковский прижимает Ривку к стене, целует ее в шею. Ривка дергается, но не сопротивляется, старается только отвернуться, чтобы старик не попал ей в губы. Румковский запускает ей руку под юбку. Ривка ахает, пока он орудует там.

Ривка. Нет. Нет. Нет.

Румковский. Как же нет, когда да, моя сладенькая?


Вдруг раздается свисток.


Йосеф Румковский. Немцы идут!


Румковский выдергивает руку, обнюхивает ее, отталкивает Ривку.


Хаим Румковский. Ладно. Можешь заступать на место этой дуры. И заходи ко мне как-нибудь вечерком, угощу тебя, а то отощала совсем.


Ривка, пряча глаза, перебегает к Иппе. На сцене появляются Коппе и Ланге.

Румковский и его свита преображаются: спесь и самоуверенность слетают с них, они снимают шапки и склоняют перед немцами головы.


Румковский и полицай Мордке (Коппе). Добро пожаловать, герр группенфюрер…

Ланге. Обергруппенфюрер!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Батум
Батум

Пьесу о Сталине «Батум» — сочинение Булгакова, завершающее его борьбу между «разрешенной» и «неразрешенной» литературой под занавес собственной жизни,— даже в эпоху горбачевской «перестройки» не спешили печатать. Соображения были в высшей степени либеральные: публикация пьесы, канонизирующей вождя, может, дескать, затемнить и опорочить светлый облик писателя, занесенного в новейшие святцы…Официозная пьеса, подарок к 60-летию вождя, была построена на сложной и опасной смысловой игре и исполнена сюрпризов. Дерзкий план провалился, притом в форме, оскорбительной для писательского достоинства автора. «Батум» стал формой самоуничтожения писателя,— и душевного, и физического.

Михаил Александрович Булгаков , Михаил Афанасьевич Булгаков , Михаил Булгаков

Драматургия / Драматургия / Проза / Русская классическая проза