Читаем Белая фабрика полностью

Квартира Кауфманов. Йосеф сидит за столом, Ривка кашеварит. Наливает черпаком из кастрюли в глубокую тарелку отвар. Несет тарелку отцу, ставит рядом с кроватью, будит старика, помогает ему сесть в постели.


Йосеф. Брось, только псих может в это поверить! Как ты себе это представляешь?

Ривка. Я никак не хочу себе это представлять.

Йосеф. Ну ладно еще стрелять людей за ослушание. В конце концов, тут у нас не курорт, да и время военное. Тут трудовой лагерь, нужен порядок. Немцы строги, поблажек не дают. Но чтобы целыми поездами уничтожать народ! На такое немцы не способны, да и никакие люди на такое не способны!

Ривка. Куда бы они их ни везли, я им отца не отдам, и точка!

Йосеф (через паузу). Об этом никто не говорит…

Ривка. Садись, папа, надо поесть. Я тебе картофельного супчика сварила.


Старый Йехезкель с кряхтением садится в постели.


Старый Йехезкель. Какой сегодня день, Бася?

Ривка. Суббота, папа.

Старый Йехезкель. Суббота… Хороший день.

Йосеф. Кто такая эта Бася, в конце концов?

Ривка. Сестра его старшая. Она маленькой еще умерла.

Йосеф. Совсем старик плох.

Ривка. Ничего. Работа есть, с остальным разберемся. Тебя же я поставила на ноги.

Йосеф. И все же… А если они включат в списки… его? Нас? Тогда что?


Ривка молчит. Йосеф поднимается, делает несколько шагов по квартире.


Йосеф. Сегодня и вправду лучше. Так и я на работу скоро вернуться смогу.

Ривка. Вышел бы хоть воздухом подышать для начала.

Йосеф. Чудо, конечно, что тебе эту работу дали, Ривка.

Ривка. Меня Иппе вместо себя привела. Румковский взял и не вякнул.

Йосеф (пауза). Помню, как он на тебя смотрел тогда… Мерзко. Сально.


Ривка кормит отца молча.


Йосеф. Ладно. Я пойду, до соседей дойду, до Цукерманов. Послушаю сплетни.


С трудом переставляя ноги, он уходит.


Ривка. Ешь, папа. Ты мне здоровым нужен. Ну? Не будешь есть – немцы заберут!

Вольф. Дурацкие немцы! Гоняются за нами все время, а мы ничего не можем.

Герман. Вот бы у нас Голем был свой, как тогда, как дед рассказывал.

Вольф. Деда! А у нас в Лодзи не мог тоже один Голем заваляться?

Герман. Да он не слышит тебя.

Вольф. Слышит. Де-да! А в маленькой нашей синагоге нет, случайно, Голема?

Старый Йехезкель. Как знать, как знать…

Вольф. Прикинь, если бы там Голем был! Он же неубиваемый, да?


Ривка, уложив отца, отходит – мыть посуду. Вольф берет кусок мела и начинает чертить на стене огромную фигуру без шеи и с тяжелой головой – Голема. Чтобы фигура получилась ростом со взрослого, он подставляет стул. Герман смотрит на него некоторое время, потом начинает помогать. Рисуют и разговаривают.


Герман. И еще невидимым может становиться!

Вольф. Прикинь, немцы такие в него стреляют из винтовок – а ему хоть бы хны! Они такие стреляют по нему из пулеметов тогда – а он вообще даже не чувствует! Подойдет к ним поближе да ка-ак даст по башке!

Герман. Или вообще голову им оторвет! Чтобы знали!

Ривка. Вы что мне тут пачкаете?!

Герман. Это Вольф начал!

Вольф. Это Голем, мам! Это чтобы защитить нас от немцев!


Ривка обнимает Германа, прижимает к себе Вольфа.

Ривка. Голем… Ладно, рисуйте. Но отмывать потом сами будете.

Вольф. А что нужно, чтобы Голема оживить, а, деда? Забыл.

Старый Йехезкель. Чтобы Голема… У него на лбу две буквы написаны – «Мем» и «Тав». Получается «Мет», «смерть». А нужно еще «Алеф» написать. Тогда будет «Эмет», «истина». Так сказано в Книге созидания…


Герман берет у Вольфа мел и, забравшись на стул, чертит буквы на лбу у нарисованного Голема. Рисунок закончен, и мальчики становятся под Големом так, как будто тот прикрывает их своими огромными ладонями, желая защитить детей.


Ривка. Поговорите с дедушкой, поговорите еще. Видите, он все понимает.

Раздается стук в дверь.

Ривка. Герман, пойди открой. Наверняка папа забыл что-то. Герман! Ладно, я сама.


Идет открывать – на пороге стоит полицай Мордке.


Полицай Мордке. Бонжур. Повесточка вам на дедушку.

Ривка. Что?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Батум
Батум

Пьесу о Сталине «Батум» — сочинение Булгакова, завершающее его борьбу между «разрешенной» и «неразрешенной» литературой под занавес собственной жизни,— даже в эпоху горбачевской «перестройки» не спешили печатать. Соображения были в высшей степени либеральные: публикация пьесы, канонизирующей вождя, может, дескать, затемнить и опорочить светлый облик писателя, занесенного в новейшие святцы…Официозная пьеса, подарок к 60-летию вождя, была построена на сложной и опасной смысловой игре и исполнена сюрпризов. Дерзкий план провалился, притом в форме, оскорбительной для писательского достоинства автора. «Батум» стал формой самоуничтожения писателя,— и душевного, и физического.

Михаил Александрович Булгаков , Михаил Афанасьевич Булгаков , Михаил Булгаков

Драматургия / Драматургия / Проза / Русская классическая проза