Читаем Белая фабрика полностью

Румковский. О, с повышением вас! Вот, герр обергруппенфюрер. Вы изволили заметить, что у нас здание собора простаивает. И вот мы приспособили его для цеха по производству перин и подушек. Потолки тут высокие, очень удобно.

Коппе и полицай Мордке. Интересно.

Румковский. В текущем положении в гетто освобождается большое количество перин и подушек. А ведь перо и особенно пух сейчас поистине на вес золота. И мы смогли наладить тут производство новых подушек и перин для Германии из образовавшегося пуха.

Коппе и полицай Мордке. Разве это гигиенично?

Румковский. Стопроцентно! Мы подвергаем материал тотальной дезинфекции.

Коппе и полицай Мордке. Ну что ж.

Румковский. Тут обычно у нас целые горы из перин! А когда зайдешь сюда посреди рабочей смены, пух и перья до потолка летают! Так что местные переименовали эту церковь в Белую фабрику. Белая фабрика, ха-ха!

Коппе и полицай Мордке. Курьезно.

Румковский. Как я уже говорил ранее, мы построили тут настоящий город труда! Мы трудимся на благо немецкого народа более самоотверженно, чем когда-либо и кто-либо трудился…

Коппе и полицай Мордке. Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить, Румковский. Отойдемте-ка в сторонку.


Они отходят подальше от работниц. Теперь Мордке переводит им на ухо.


Коппе. Нужно, чтобы вы предоставили нам десять тысяч для депортации.

Румковский. Еще десять тысяч человек, герр обергруппенфюрер?

Коппе. Именно так.

Румковский. Мы должны сами предоставить вам эти десять тысяч человек?

Коппе. Да. У вас же есть эта ваша еврейская полиция? Вот пускай и поработает.

Румковский. Но по какому критерию мы должны отобрать эти десять тысяч человек, с вашего позволения, герр обергруппенфюрер?

Коппе. Ну… У вас же тут город труда, не так ли, Румковский?

Румковский. Так точно.

Коппе. Тогда, я бы сказал, критериями для отбора должны быть трудоспособность и производительность. Ваше гетто должно оставаться экономически целесообразным.

Румковский. Понимаю.

Коппе. Мне кажется логичным депортировать лиц старше шестидесяти пяти лет.


При этих словах Ривка вздрагивает и вслушивается в их разговор.


Румковский. Требуется выслать стариков?

Коппе. Да. У нас ведь тут не богадельня, Румковский.


Коппе хлопает сникшего Румковского по плечу, отходит в сторону. Оглядывает помещение, подмигивает сгрудившимся работницам.


Коппе. Ну, что вы встали? Работайте! Работа пойдет вам на пользу!


Три работницы, включая и Ривку, становятся спиной к залу, занимая ту же самую позицию, в которой стояли работницы шоколадной фабрики «Sarotti» в начале спектакля. Йосеф Румковский звонит в колокол, подавая сигнал к началу работы. Он достает за сценой подушки и вручает их работницам; те передают их по цепочке, дальше, складывают посреди сцены. Белая фабрика работает так же четко и слаженно, как будет работать шоколадная фабрика два десятилетия спустя.

Довольные, Коппе и Ланге уходят. Румковский тоже выходит, за ним собирается и Полицай Мордке, но Ривка догоняет его и хватает за рукав.


Ривка. Постой. Постой. Что они про стариков говорили?

Полицай Мордке. Скоро сама узнаешь.

Ривка. Я слышала – что депортировать их будут. Но депортация… Это что значит?

Полицай Мордке. Это значит депортация, сестричка. Как слышится, так и пишется.

Ривка. Говорят, что эти поезда на смерть людей везут.

Полицай Мордке. Говорят, что кур доят. За отца трясешься? А он не помер еще?

Ривка. Я его никуда депортировать не дам!

Полицай Мордке. Послушай меня, глупышка. С этим делом спорить – значит, сразу в гестапо. Шлепнут вас всех разом, и детвору не пожалеют. Знаешь, у Румковского какой девиз? Порядок в гетто! Адью.

17

Перейти на страницу:

Похожие книги

Батум
Батум

Пьесу о Сталине «Батум» — сочинение Булгакова, завершающее его борьбу между «разрешенной» и «неразрешенной» литературой под занавес собственной жизни,— даже в эпоху горбачевской «перестройки» не спешили печатать. Соображения были в высшей степени либеральные: публикация пьесы, канонизирующей вождя, может, дескать, затемнить и опорочить светлый облик писателя, занесенного в новейшие святцы…Официозная пьеса, подарок к 60-летию вождя, была построена на сложной и опасной смысловой игре и исполнена сюрпризов. Дерзкий план провалился, притом в форме, оскорбительной для писательского достоинства автора. «Батум» стал формой самоуничтожения писателя,— и душевного, и физического.

Михаил Александрович Булгаков , Михаил Афанасьевич Булгаков , Михаил Булгаков

Драматургия / Драматургия / Проза / Русская классическая проза