Белая фабрика

Румковский. С почином, Кауфман. Да, хотел сказать. Зачем твоя жена мается на фабрике? Присылай-ка ты ее ко мне. Вакансия машинистки открыта. А?

Йосеф. Я… Да, пан Румковский.

Румковский. Так-то. Помни мою доброту.

Он уходит. На помост поднимается Полицай Шломо и читает с бумажки.

Полицай Шломо. С пятого по двенадцатое сентября всем жителям строго запрещено покидать свои дома! Двери открывать по первому требованию! Любой, кто будет задержан на улице, подлежит немедленной депортации! В город вводятся части СС! Все! Расходитесь, расходитесь!

Затемнение. В темноте постепенно окончательно замолкают все звуки, которые неизменно присутствовали в качестве непременного звукового фона жизни гетто: детские крики и старческое кряхтение, ругань и смех. Наваливается тишина.

25

Свисток. В квартире Кауфманов зажигается ночник. Йосеф вылезает из постели. Ривка спит рядом, отвернувшись от него, полностью одетая. Йосеф выглядывает в окно и начинает одеваться в полицейскую форму. Целует спящих Вольфа и Германа. За сценой снова звучит свисток – нетерпеливо. Йосеф чертыхается и выскальзывает из квартиры.

Вольф (шепотом). Герман! Герман, ты спишь?

Герман (шепотом). Не сплю.

Вольф. Ты сказал кому-нибудь, что папа сказал? Что немцы будут детей забирать.

Герман. Папа же сказал, что это секрет и никому болтать нельзя.

Вольф. Я рыжему Ареле сказал и Ицку.

Герман (вздыхает). Ну, я Сарке сказал, которая цаца. Которая красивая.

Вольф. А вдруг их все равно заберут?

Герман. А что мы можем тут? Ничего!

Вольф. Мы можем Голема на немцев спустить! Он же должен наших защищать!

Герман. Чего? Ты что, дурачок, что ли?

Вольф. Сам ты дурачок! Дед же говорил, что в маленькой синагоге может быть Голем спрятан! Может, он там на чердаке сидит, ждет, пока его разбудят!

Герман. Дед бредил же!

Вольф. Он то бредил, то не бредил! Надо проверить! А если его оживить, он пойдет тогда и всех немцев победит, понял? Он же неубиваемый! Пойдешь со мной?

Герман. Папа запретил выходить! И там темно сейчас.

Вольф. А днем будет светло. И нас тогда точно поймают. Я до новой синагоги дорогу знаю. А ты, если ты такой бздун, сиди тут. Сам старше, а бздит!

Герман. Сам ты бздун!

Вольф. Папа вон – в полицию пошел работать, бандитов ловить, а сын бздун!

Герман. Я тебе сейчас врежу!

Вольф. Идешь или нет?

Герман. Только за тобой присмотреть. А то мне мама потом голову за тебя оторвет.

Они потихоньку выбираются из кровати, одеваются, оглядываясь на спящую Ривку. Потом – один за другим – на цыпочках выходят из дома.

26

Лестничная клетка дома в гетто Лодзи. Йосеф стоит с еврейским полицейским. Полицай Шломо стучит в одну дверь, Йосеф в другую.

Полицай Шломо. Ordnungdienst! Полиция гетто! Открывайте!

Йосеф. Ordnungdienst! Открывайте!

Дверь открывается, в проеме показывается заспанная женщина.

Женщина. Зачем вы так шумите? У меня ребенок спит.

Йосеф прячет глаза, заглядывает в бумажку.

Йосеф. Пани Фридман? Несовершеннолетняя Берта Фридман – ваша дочь?

Женщина. Да…

Йосеф. Вам надо ее собрать. Приказ… немецкой администрации. Всех лиц… всех лиц младше десяти лет депортируют.

Женщина. Моей Берте десять.

Йосеф. В моих документах сказано, что ей восемь.

Женщина. Ей десять. В документах ошибка. Сейчас… сейчас, подождите…

Она уходит в дверь. Йосеф стоит снаружи, потерянный. Женщина появляется снова, в руках у нее сверток. Она разворачивает его – внутри краюха хлеба.

Женщина. Вот. Возьмите, пан полицейский. У нас больше ничего нет. Пожалуйста. У вас там ошибка, в документах. Моей Берте десять.

Полицай Шломо (за сценой). Ты долго там, Кауфман?

Йосеф. Вам надо собрать ее вещи, пани Фридман. Немцы… Они не ждут.

Женщина. Пан… Кауфман… у вас есть дети?

Йосеф. Какое это имеет значение?

Женщина. Она моя единственная дочь. Я так билась за нее, пан Кауфман. Неужели вы бы отдали им своих детей?

Йосеф. Прекратите. Это не в моей компетенции…

Женщина. Вы не отдадите им своих детей, пан Кауфман! Неужели вы не понимаете?