Белая Кость

— Яркий свет вреден глазам новорождённого ребёнка. Он привык к темноте. Слуху ребёнка неприятны шумы и разные звуки. Он привык к тишине. Там, где ему суждено появиться на свет, должно быть темно, тепло и тихо, как в чреве матери. Это ты понимаешь?

— Конечно, — кивнула Таян.

— Тогда почему ты до сих пор здесь? — повторила монахиня.

Таян приоткрыла дверь и крикнула в гостиную:

— Миула! Возьми помощницу матери Болхи, позови служанок и притащите сюда все ковры из старой опочивальни королевы. И отправь кого-нибудь за плотной материей для штор.

Болха прижала руки к ушам и скривилась:

— От тебя столько шума!

— Можно нам с королевой пойти на прогулку? — поинтересовалась Таян.

— Пойдёте вечером.

— Вечером не светит солнце и не поют птицы!

— Вечером во дворе нет посторонних людей. У одних вши, у других грязь под ногтями, у третьих понос… Господи! Да тут почти все ходят по борделям. С такими не то что рядом стоять нельзя, с ними одним воздухом дышать опасно! — Болха подошла к Янаре. — Моя королева! Я вас умоляю, прислушайтесь к моим советам. Ничего не трогайте, ни с кем не разговаривайте. Пожалейте своего малыша.

— Конечно, мать Болха, — улыбнулась Янара. — Я очень ценю вашу заботу.

Её слова будто тёплый ветерок отогрели лицо монахини: кожа порозовела, глаза заблестели, на губах заиграла ответная улыбка.

— Принести вам берёзовой водички?

— Буду вам благодарна.

Болха повернулась к девочке и открыла рот, собираясь отдать приказ, но вовремя смекнула, что водичку лучше принести самой: ведь королева поблагодарила за услугу, а не за предложение.

Оставшись с королевой наедине, Таян придвинула к креслу табурет и опустилась на обшитое парчой сиденье:

— Вы сегодня бледная.

— Надоели дожди. — Янара посмотрела в окно и тяжело вздохнула. — Погода вроде бы наладилась.

— Давайте выйдем на балкон. Там никто не будет дышать вам в лицо.

— Не сейчас. Позже.

Таян придвинулась вместе с табуретом ещё ближе:

— Что с вами? Соскучились по мужу?

Янара втянула шею в плечи, опустила голову и стала похожа на озябшую птичку.

— Ребёнок не шевелится.

— А ночью шевелился?

— Шевелился.

— Значит, спит, — поспешила успокоить Таян. Приложила ладонь к животу королевы. — Он жив. Я это чувствую.

— В это время он обычно начинал крутиться, а сегодня — молчок. И ещё…

— Что — ещё? — насторожилась девочка.

— У меня руки и ноги словно чугунные. И внутри всё трясётся.

Таян поднялась и взяла Янару под локоть:

— Вставайте, моя королева. Я уложу вас в постель.

Янара с трудом встала.

Таян посмотрела на сиденье кресла и выдохнула:

— Моя королева…

Через полчаса в опочивальню вбежала Лейза. Растолкала служанок и монашек и, присев на краешек перины, взяла Янару за руку:

— Милое дитя… Всё обойдётся. Вы, главное, не нервничайте.

— Я говорю то же самое, — откликнулась мать Болха и встала с другой стороны кровати. — Как я поняла, у вас каждый месяц шла кровь. Наверное, что-то скопилось. Сейчас выйдет лишнее и перестанет.

— Принесите ещё одеяло! — приказала Лейза и дыханием согрела пальцы Янары. — Что у вас болит?

Она вяло улыбнулась:

— Ничего. Просто всё такое тяжёлое.

Миула накинула на королеву одеяло, подоткнула под неё края и оттащила Таян от кровати:

— Хватит реветь!

— Откройте окно, — попросила Янара. — Мне нечем дышать.

— В этой башне не открываются окна, — откликнулась служанка, приписанная к женской части замка.

— На верхнем этаже открываются, — возразила другая.

— Надо открыть все двери, — предложил кто-то.

Миула схватила табурет за ножку и выбила стекло:

— Потом заколотим.

Служанки кинулись собирать осколки.

— Господи, боже мой! — запричитала монахиня. — Ну кто же так делает?

Лейза опустила голову на подушку Янары и прошептала:

— Ребёнок шевелится?

— Чуть-чуть. Он сегодня ленивый.

— Я хочу сказать… — Лейза обняла королеву за плечи. — Вас любит не только король. Я тоже вас люблю. Сильно-сильно. Я хочу, чтобы вы называли меня матушкой. Если вам не сложно.

— Я попробую, — ответила Янара и закрыла глаза.

Миула притронулась к Лейзе:

— Миледи, простите. Надо сменить пелёнку.

Лейза отошла от кровати и, наблюдая за девушкой, прижала руки к груди.

— Кровотечение усилилось, — сообщила Миула унылым тоном и бросила грязную тряпку в бадью.

— Сделайте что-нибудь! — потребовала Лейза, обращаясь к Таян и к матери Болхе одновременно.

Девочка обхватила Янару вместе с одеялом и прижалась щекой к её животу.

— Всё в руках божьих, — откликнулась монахиня.

— Как так?! — задохнулась Лейза. — Нам сказали, что лучше тебя никого нет.

— Знаете, сколько детей я приняла?

— Приняла? И всего-то? Подставить руки могу и я! Меня интересует, скольким женщинам ты помогла доносить.

— Прошу вас, тише, — подала голос Таян. — Ему очень плохо.

— Позовите клирика, — прошипела Лейза.

Мать Болха кивнула и вышла из опочивальни с лицом белее простыни.

Янара открыла глаза, устремила взгляд в потолок и, соединив перед собой руки, прошептала:

— Помоги мне, Господи! Мне не на кого больше надеяться. И не от кого ждать милости. Только на тебя уповаю, Господи!