Белая кость

Бекешев раскрыл таинственный конверт, как только вышел из кабинета. Там были увольнительная и адрес, по которому он должен прийти в указанное время. Что он и сделал на следующий день, пройдя пешком от училища до одного из многочисленных переулков Замоскворечья. Оказалось, что это недалеко от Третьяковки, в которую Дмитрий решил-таки наведаться после окончания визита. За два года службы времени сходить туда не нашел.

Это был ничем не выделяющийся, покрашенный желтой краской оштукатуренный двухэтажный дом с одной входной дверью и зарешеченными окнами. Дмитрий подергал ручку — закрыто. Хотел было постучать, но в последний момент разглядел на дверном косяке хамелеоном притаившуюся кнопку звонка. Прежде чем позвонить, внимательно оглядел темнокоричневую дверь и увидел-таки три тончайшие линии, образующие букву «п». Позвонил и стал ждать, уставившись на эти линии.

Бесшумно отворилось окошко, и Бекешев увидел серый глаз.

— Кого надо? — недовольно спросил «глаз».

— Понятия не имею, — дерзко ответил Бекешев. — Сказано прийти по этому адресу и в это самое время. Доложи-ка, любезный, подпоручик Бекешев явился.

Дверь отворилась, и Дмитрий вошел внутрь. Обнаружил, что открывал ему дверь штабс-капитан. Лет тридцати, с тоненькой кисточкой рыжеватых усов по моде десятых годов, крепко сбитый, среднего роста и с длинными руками, которые даже слегка портили его вид, нарушая гармонию пропорций.

Дмитрий неожиданно для себя подумал, что не уверен в победе над этим штабс-капитаном в настоящем бою. На борцовском ковре — пожалуйста. Но в реальной схватке этот капитан смертельно опасен. В подпоручике сработал инстинкт бойца, который за заурядной внешностью человека может угадать соперника, по меньшей мере, равного ему.

Он вытянулся перед старшим по званию.

— Виноват, господин штабс-капитан.

— Все в порядке, подпоручик, — махнул рукой тот. — Привыкнете, что двери здесь открывают офицеры. Кстати, вы хорошо прошли первый экзамен. Не каждый замечает звонок и смотровую щель. Следуйте за мной.

Темным коридором штабс-капитан провел его в комнату, окна которой были задрапированы белыми шторами, посередине стояли стол и два стула. Вышел, оставив Дмитрия одного. Через минуту в стене вдруг образовался проем, и вошел майор. В руке его была папка.

— Садитесь, подпоручик, — пригласил он Бекешева и сам сел, жестом показав на второй стул, хотя мог этого и не делать. Другой мебели все равно не было.

Майор раскрыл папку.

— У вас отлично по немецкому, военной фортификации, теоретической топографии, гимнастике. Хотя написано, что вы не любите параллельные брусья. Почему, позвольте спросить?

— Мне кажется, этот снаряд мышцы укрепляет, но и закрепощает одновременно. Я заметил, что теряю быстроту движений, и связал это именно с упражнениями на брусьях.

Майор хмыкнул, но кивнул, очевидно, удовлетворенный объяснением, и пошел дальше по списку:

— Отлично по химии и военной администрации. Да и по остальным предметам все вполне прилично. Математика хромает — ну да Бог с ней.

Он закрыл папку и внимательно посмотрел на Бекешева.

Глаза встретились, и Дмитрий, которому стало слегка не по себе от взгляда майора, — казалось, что тот видит его насквозь со всеми достоинствами и недостатками, — решил не поддаваться этому сверлящему взгляду. На какое-то мгновение вдруг потянуло в сон, но Бекешев мотнул головой, напрягся, и желание спать исчезло.

— Гипнозу не поддаетесь, — констатировал майор.

— Вы меня гипнотизировали? — удивился Дмитрий.

— Да! Я вполне прилично это делаю. Но к делу это не относится. Просто знайте, что на вас гипноз не действует.

— А я считал, что это шарлатанство. Но в сон потянуло. Я готов вас выслушать, господин майор, — решил перейти к делу Бекешев. Не затем же его позвали, чтобы этот майор проверял на нем свои способности.

— Господин подпоручик! Я не буду задавать вопросов, чтобы выяснить, годитесь вы для работы, которую мы собираемся вам предложить. Мне достаточно рекомендации ваших непосредственных начальников, мнению которых я доверяю. Вы оказались среди очень немногих выпускников юнкерских училищ, которые будут осваивать совершенно новую для армии профессию. Замечу, что отказ ни на что не повлияет, и единственное, что вам придется сделать в таком случае, это дать слово офицера, что наша беседа останется тайной.

Бекешев сдержанно кивнул.

— Собственно говоря, дело это не новое, — продолжал майор. — Лучшим доказательством тому служат слова Наполеона, который сказал, что пятьдесят человек в тылу вражеской армии опасней десяти тысяч перед ее фронтом. Великий полководец знал, что говорил. А как вы считаете?

— Я согласен с Наполеоном, — проговорил Бекешев после небольшой паузы.

Почти незаметная улыбка скользнула по губам майора. Ему начинал нравиться этот подпоручик.