Белая ворона

— Бек своими руками отрезал еврею голову и бросил в монастырский колодец в Вади-Кельт, — сказал Саламе.

В доме Бека дорогих гостей приняли с большим почетом, Бек рассказал, что англичане уже знают о высадке парашютистов и усиленно ищут их. Он велел сыну спрятать гостей в одной из горных пещер. На следующий день сын Бека привел в пещеру Франка и эль-Латифа, и сказал, что живущие по соседству арабы нашли какое-то снаряжение. Вайленд тихо выругался: на шести парашютах он сбросил оружие, боеприпасы, рацию, медикаменты и… черт подери, две тысячи золотых монет и большую сумму в английской валюте… да еще рация. Без нее спецгруппа была отрезана от Германии. К вечеру пришел сын Бека.

— Надо уходить, — сказал он, — англичане совсем близко.

За ночь спецгруппа сменила три пещеры, пока не нашла подходящую, и в ней заночевала.

Их разбудил лай собак. У входа в пещеру стояли вооруженные солдаты и полицейские с ружьями навскидку.

Франк, эль-Латиф и Саламе молча подняли руки. Вайленд, увидев английского офицера, сбросил арабскую рубаху, обратился к нему по-английски и представился:

— Майор немецкой армии Курт Вайленд.

Наутро начались допросы. Англичан больше всего интересовало, для чего предназначались металлические тюбики с белым порошком, найденные в рюкзаке Вайленда.

— Для того чтобы сбить собак со следа.

Но экспертиза показала, что это — мышьяк.

Дежурный сержант занес в протокол допроса майора Вайленда его показания о целях операции «Атлас»: «Причинить максимально возможный ущерб врагам Германии — евреям, англичанам, американцам и их союзникам; распространять среди арабского населения прогерманскую пропаганду».

На допросе Вайленд, упирая на тот факт, что его с Франком взяли в плен в военной форме, настоял на соблюдении Женевской конвенции в отношении военнопленных и добился желаемых результатов. В засекреченном письме, направленном из Министерства иностранных дел главе английской разведслужбы, говорилось:

«Мы не видим возможности предать арестованных немцев суду по статье „Шпионаж“, поскольку они были в военной форме, а это значит, что их следует считать военнопленными». И немцев отправили в лагерь для военнопленных, а арабов — в тюрьму.

Две тысячи золотых монет и большая сумма в английской валюте почему-то так и не нашлись.

26

Муфтий уехал на балканский фронт. В Боснии-Герцоговине и в Албании он руководил мобилизацией тысяч мусульман в ряды Ваффен-СС и сформировал целую мусульманскую дивизию, принимавшую активное участие в уничтожении партизан-сербов, евреев и цыган. Немцы хотели назвать эту дивизию «Свободная Аравия», но муфтию больше нравилось «Армия освобождения Палестины». В газетах появились фотографии: муфтий с вытянутой вперед рукой в нацистском салюте перед солдатской шеренгой и подпись: «Великий иерусалимский муфтий с боснийскими добровольцами Ваффен-СС»; муфтий, наклонившись, рассматривает автомат и подпись: «Арабы будут убивать евреев немецким оружием».

С Балкан муфтий поехал в Польшу. Пока он был в отъезде, Домет, можно сказать, был в отпуске. Муфтий оставил ему всего два текста, и Домет быстро с ними разделался. Первый текст — радиообращение муфтия — нужно было обработать. Начиналось оно так: «Во имя Аллаха я призываю мусульман всего мира к священной войне против англичан и евреев!» Второй текст — письмо в три адреса: в Министерство иностранных дел, в Главное управление СС и в Министерство внутренних дел — нужно было перевести на немецкий. В этом письме муфтий протестовал против того, что Италия, Венгрия, Румыния и Болгария, будучи союзниками Германии, позволяют своим евреям эмигрировать в Палестину вместо того, чтобы высылать их в Польшу.

Домет не понял, почему евреев надо высылать именно в Польшу, но потом вспомнил, как Вельбах ему сказал, что фильм «Вечный жид» снимался в Варшавском гетто. Наверно, там всех евреев и содержат. Но тот же Вельбах сказал, что гетто занимает один квартал, как же в него можно поместить всех евреев? Ну, ладно, чем думать о евреях, лучше сходить в бар.

Домет вошел в ближайший бар — и надо же! Вельбах! Уже подвыпивший.

— Эй, Домет, старина, как дела? — обрадовался тот.

— Спасибо, хорошо.

— А почему я вас не вижу на работе?

— Я в отпуске.

— Везет же людям. А я работаю как каторжный, света белого не вижу.

— Я у вас хотел спросить, Вельбах, помните, когда мы смотрели «Вечный жид», вы сказали, что этот фильм снят в Варшавском гетто.

— Помню. Ну и что?

— Я недавно слышал, что всех евреев надо высылать в Польшу, но как же они поместятся в гетто, которое занимает всего один квартал?

— Нашли о чем думать! Мне двоюродный брат написал, что в Польше для них уже есть большой лагерь. Забыл название.

— И что они там делают?

— А черт их знает. С каких это пор вас интересуют евреи?

— Бог с вами! — испугался Домет. — Гори они огнем!

— Вот они там и горят! — Вельбах прыснул, но сразу стал серьезным и погрозил Домету пальцем: — Вы ничего не слышали, а я ничего не говорил. Понятно?

— Еще бы! — Домет поднялся. — Всего хорошего, Вельбах!

— И вам, Домет! Развлекайтесь в отпуске и за меня тоже.

— Обязательно.