Параллель между аль-Касамом и Трумпельдором пришла на ум не только Домету. После разгрома «Черной руки» один из лидеров ишува[12]
и вождь Трудовой партии Давид Бен-Гурион сказал: «Это был арабский Тель-Хай».5
За то время, что Домет провел в Ираке, в Палестине многое изменилось, и прежде всего — количество евреев. Оно настолько возросло, что евреи теперь составляли почти треть населения страны. Арабы решили, что от них можно избавиться только силой, но было уже поздно: еврейский ишув пустил глубокие корни. Евреи же надеялись уговорить арабов разделить Палестину мирным путем, пойти на компромисс и объяснить им, что от раздела они только выиграют. Самые частые попытки найти взаимопонимание предпринимал Бен-Гурион. Он считал, что ему будет гораздо легче договориться с арабами, получившими европейское образование, и для начала выбрал мусульманина Мусу Алами и христианина Джорджа Антониуса.
Выпускник Кембриджа, Алами входил в ближайшее окружение муфтия и через жену был связан с ним родственными узами. По-английски он говорил гораздо лучше Бен-Гуриона. Жил Алами в деревне около Иерусалима и принял Бен-Гуриона под огромным развесистым дубом.
— Самый старый дуб в Палестине, — сказал Алами, приглашая гостя к столу и приготовившись выслушать его предложение.
Предложение Бен-Гуриона заключалось в том, чтобы евреи и арабы на равных правах вошли в состав будущего правительства Палестины, независимо от их абсолютной численности в ней.
— Нас, конечно, намного меньше, чем вас, — сказал Бен-Гурион, — но евреи приезжают сюда, чтобы превратить пустыню в цветущий сад, и арабы от этого только выиграют. Вы согласны?
Алами опустил очки на нос и посмотрел на еврейского вождя, о котором был достаточно наслышан.
— Нет, — сказал выпускник Кембриджа, — по мне, пусть эта страна остается нищей и пустынной до тех пор, пока арабы сами, без помощи евреев, не превратят ее в цветущий сад.
«Будь я арабом, — подумал Бен-Гурион, — я считал бы точно так же».
— В таком случае, — попытался он прощупать другой вариант, — может, стоит обсудить раздел Палестины. Арабы будут занимать свою суверенную территорию, а евреи — свою.
— Я не вижу смысла в обсуждении раздела Палестины, — сказал Алами, — ибо она целиком принадлежит арабам. Но евреи, пожалуй, могут получить в арабском государстве автономный кантон вокруг Тель-Авива. Разумеется, при условии, что евреи признают этот кантон тем самым Национальным очагом, который упоминается в Декларации Бальфура, и не будут претендовать ни на одну пядь арабской земли вне Национального очага. Почему же вы ничего не едите, господин Бен-Гурион? — любезно спросил Алами.
— Благодарю, — плохо скрывая раздражение, ответил Бен-Гурион и вскоре откланялся.
Джордж Антониус, историк и теоретик арабского национального движения, тоже был выпускником Кембриджа, а его жена Кэти — хозяйкой известного литературно-политического салона в Иерусалиме, где собирались английские офицеры и состоятельные арабы. Евреи не были вхожи в ее салон.
Бен-Гурион договорился с Антониусом о приватной встрече. Тот уже знал о беседе Бен-Гуриона с Алами и ожидал услышать от еврейского вождя нечто подобное.
— Мы хотели бы получить в свое распоряжение территорию, на которой можно поселить четыре миллиона евреев, — сказал Бен-Гурион.
— А что считать такой территорией? — спросил Антониус.
— Эрец-Исраэль, в тех границах, которые обозначены в Библии.
— Границы — понятие неустойчивое, — заметил Антониус. — Сегодня они проходят здесь, завтра — там. О какой территории вы говорите?
— Ну, хорошо, — сказал Бен-Гурион, — о территории между Средиземным морем на западе и пустыней на востоке, между Синаем на юге и устьем Иордана на севере.
— Вы что же, включаете в эту территорию и Трансиорданию? — не поверил своим ушам Антониус.
— Разумеется.
— Если я правильно вас понял, — холодно подытожил Антониус, — вы хотите получить от нас то, чего не получили от англичан? Но Палестина — арабская страна, и у нас есть право на полный суверенитет.
— В Сирии, — отрезал Бен-Гурион, вставая с места. — А в Эрец-Исраэль мы были раньше вас. Мы вернулись на свою землю.
Антониус оторопел от такого довода и подумал, что арабские волнения ничему не научили евреев. «Надо будет процитировать этот разговор в моем новом труде „Пробуждение арабского народа“. С таким вождем, как этот Бен-Гурион, евреи далеко не пойдут».
А Бен-Гурион, вернувшись домой, подробно записал в дневнике свою беседу с Антониусом.
Записал в дневнике свою беседу с иерусалимским вице-губернатором и капитан Перкинс: