Белое безмолвие

Я приобрел первую попавшуюся квартиру – белые «директорские апартаменты» в недавно отстроенном и безликом квартале района Канэри-Уорф; покупал дизайнерскую одежду мешками; стал членом эксклюзивного фитнес-клуба (хотя в зал, разумеется, сходил всего раз). Купил массу разных гаджетов. Но мне удалось лишь сменить свою убогую тюрьму на более высококлассную. Теперь моя «работа» в основном сводилась к тому, что я, надев дорогущий авторский кожаный костюм стоимостью двадцать тысяч фунтов, играл в «Колл оф Дьюти» и смотрел кино. Со своим соседом я познакомился через полгода; большинство апартаментов здесь представляло собой инвестиции в недвижимость. Еду я в основном заказывал на дом. Я мог неделями ни с кем не разговаривать. Время от времени со мной связывались мама и Элисон, но они уже оставили все попытки убедить меня приехать к ним.

Ощущение, что рядом, на периферии зрения, кто-то есть, никуда не пропало, но как-то ослабло – а может быть, я уже просто привык. Но я знал: что-то должно измениться. Мне нужен был внешний импульс, чтобы перезапустить свою жизнь.

Таким импульсом в конце концов стало письмо Говарда. Он имел пристрастие к электронной почте – вместо того, чтобы вываливать свой персональный багаж в «Фейсбук», как все нормальные люди, он предпочитал связываться со всеми через ресурс «Джи-мейл». Было очевидно, что на составление таких писем у него уходили часы или даже дни. Именно от него я узнал, как идут дела у всех членов нашей экспедиции. Мингма был занят в каком-то экологическом проекте, помогал тем, кто освещал разрушительное воздействие глобального потепления на долину Кхумбу. Тадеуш с Ирени опровергли несправедливые обвинения в гибели альпиниста и продолжали работать на Эвересте вместе с Дордже и Гйалуком. Нгима продвинулся вверх по карьерной лестнице, став проводником. Малколм оправился после эпизода в горах, где он едва не погиб, и занимался теперь лесозаготовками. Робби тоже не стоял на месте – сейчас он сфокусировал всю свою энергию на техническом скалолазании и болдеринге. Если учесть еще и Ванду, которая постепенно прокладывала путь ко всем высочайшим вершинам мира, можно было считать, что все ушли от мертвой зоны.

Говард наладил отношения с женой, занялся парусным спортом; в его письмах ощущались проблески наивной радости, которая – я в этом абсолютно уверен – была совершенно искренней. В последнее письмо, озаглавленное «Переломные моменты моей жизни», он вложил фотографии: свадьба, новорожденный сын, Говард в возрасте лет тридцати («Ганнибал Лектер, молодые годы»), размытый снимок, на котором они с Робби стоят на вершине Эвереста, и наконец – групповое фото, сделанное Ирени в базовом лагере после нашего первого разведывательного похода в ПБЛ. Я удивился, а затем меня захлестнула волна стыда. Я выглядел подтянутым, счастливым и крутым. Рядом со мной стояла смеющаяся Ванда. Я по-прежнему думал о ней каждый день, хотя и понимал, что надежды нет. Моя жизнь не похожа на голливудские фильмы, где в финале всегда побеждает любовь. Но больнее всего было видеть Марка. Он казался выше, чем я помнил; глаза скрыты солнцезащитными очками, на губах – неопределенная улыбка.

Щупальца стыда начали выползать из сейфа в моем сознании, куда я его загнал.

«Это не моя вина».

«Да какая разница, чья это вина? Он ведь был твоим другом».

И тогда до меня дошло. Я понял, что нужно делать. Я вернусь в базовый лагерь и попрошу Китайскую ассоциацию альпинизма Тибета разрешить мне установить памятный знак в честь Марка и Джульет. Насколько мне было известно, кто-то делал нечто подобное, но проверить я не удосужился – я зажегся этой идеей и боялся, как бы мой порыв не угас.

Находясь в крайней степени возбуждения, я заказал через интернет первоклассный индивидуальный тур в Тибет. Я летел в Лхасу, оттуда меня с эскортом должны были доставить в Шигадзе, а уже потом – в базовый лагерь (я радовался возможности снова побывать в Ньяламе и Тингри). После этого я мог пересечь границу Непала и провести недельку, бродя по долине вместе с Мингмой, – почему бы и нет?

Наверное, я верил, что если приеду на то место, где получил травму, это как-то перезагрузит мой мозг, ликвидирует проблему Третьего Человека, маячившего на периферии зрения. Нет ничего лучше, чем небольшая встряска, ведь так, Сай?

После необъятного неба и серо-зеленых просторов тибетского аллювиального плато вид бесконечных рядов бетонных многоэтажек на окраине города по-настоящему шокировал. В большинстве из них пока что не было ни стекол, ни дверей, а черные дыры пустых окон только усугубляли безрадостную картину. Трудно было вообразить больший контраст с замысловатой многослойной архитектурой монастырей, мимо которых мы проезжали по дороге из аэропорта, или с уютными гималайскими поселениями, которые я видел, когда в последний раз был в этой стране.

Словно прочитав мои мысли, Кунга, сидевший на пассажирском сиденье, обернулся ко мне.

– Эти здания предназначены для ханьцев[86] из Китая. Сейчас, когда построили железную дорогу, многие едут сюда.